Шапка Мономаха
Шрифт:
– Кто ж им даст княжью власть? – не понял Добрыня.
– Устроять землю можно и не имея власти. Одним духом любви Христовой и книжным словом.
Боярин перевел дух. Выговорилось все за несколько мгновений, а ведь раздумывал над этим не один год.
– Вот так, – самому себе ответил он. – Скоро слово сказывается, да не скоро дело делается.
– Как в Муроме дело будем делать, отец? – спросил о своем Добрыня. – Принуждением или добром?
– Как придется.
Медведь залез пятерней под кожух и поскреб тело. В седле сидели уже несколько седмиц, а в Суздале после пожара не осталось
– Помыться бы. Что мы за княжьи послы – грязные, провонявшие.
Янь Вышатич принюхался, проверил за пазухой.
– Не чувствую. Зима же.
Добрыня не ответил. Он-то слышал, как зачихала от человечьего запаха хитрая лиса, притаившаяся в подлеске. Кого-то поджидала – да только не людей…
22
– Ты пришел вернуть мне моего холопа, Янь Вышатич? – такими словами встретил князь Олег послов, быстрым шагом войдя в палату и выхватив острым взглядом каждого из прибывших.
По лавкам расселись Олеговы бояре. Возле спинки княжьего кресла встал длиннобородый, увешанный знаками и гремучими оберегами волхв.
– Здрав будь, князь, – в пояс поклонился боярин, бывший воевода князя Святослава, отца Олега. – Неужто даже не поздороваешься после того, как не виделись с тобой двадцать лет?
– Для чего тебе здоровье, старик, в таких летах? – без приязни ответил князь. – Я ведь думал, ты помер давно. А ты не только жив, но и бегаешь на службе у Мономаха. Не пора ли тебе на покой?
– Пора, князь, – согласился Янь Вышатич. – Если б ты не мутил воду на Руси, был бы мне покой.
– А мне-то блазнится, воду мутит как раз Володьша.
– А ты перекрестись, князь, да помолись, чтоб не блазнилось. Небось от волховных шептаний и заклинаний тебе всякое мерещится.
– Как говоришь с князем! – стукнул посохом волховник.
– Как Бог положил на ум, так и говорю, – не посмотрев на кудесника, отвечал боярин. – Ты, князь, верно сказал – у дверей иной жизни стою. А перед смертью правда из уст легко льется. Так ты послушай меня, старого дружинника, не побрезгуй. У князя Владимира я на службе не числюсь. А его волю исполняю как приложение к своей собственной. Он хочет с тобой мириться и договариваться, и нет у него злого умысла против тебя. Мономах готов простить тебе кровь сына, если сам явишь добрую волю. Другой его сын, Мстислав, передает тебе такие слова: «Буду во всем послушен тебе как младший и крестник твой. Не стану преследовать с дружиной. Ты же посылай своих бояр к моему отцу и верни ему дружину, которую заточил в Муроме. Не лишай себя милости Бога стоянием во вражде и не губи Русь, отчину нашу».
– Не губить, значит, отчину, которую отняли у меня? – зло усмехнулся Олег.
– Потому и отняли, что ты не жалеешь Русь. Кому ты служишь, князь, своей земле или поганым?
– Князь на земле только богам служит! – опять стукнул волхв.
– Не греми своей палкой, чудодей, – сказал Янь Вышатич. – Она твоим словам весу не прибавит. Добрый князь Христу служит, а у худого свои боги – гордыня и зависть.
– Не я служу, а мне служат, – надменно произнес Олег. – На то я и рожден в княжьем роду, отцами и дедами возвышен. Мне дана воля – жалеть свою землю или драть как ледащую кобылу.
– Пошто же ей такая честь – ледащей кобылой сделаться? – воскликнул боярин. – Может, и деды твои были не Ярославом Мудрым и не Владимиром Крестителем, а рабами на скотобойне?.. Пошто сжег Суздаль? Пошто Русь на съедение степнякам отдаешь?
– Захочу – не один Суздаль гарью станет, а вся Русь! – запальчиво крикнул Олег.
– Тот Владимир, что Руси веру переменил, рабом и был – холопкой рожден, – зло напомнил волховник. – И рабскую веру от греков привез.
– Господь наш зовет людей сделаться сынами Божьими, и дал им образец – Сына Божия, Иисуса Христа. Разве ты, князь, не человек и не имеешь нужды смириться как Христос, чтобы спастись от тления?
Янь Вышатич почувствовал, как сбоку его дергают.
– Отец, – шумно прошептал Добрыня, – руки у меня чешутся на волховника. Он не даст тебе договориться с князем. Дай мне убрать его.
– Сиди смирно, – процедил боярин. – Если словами не одолеем – и силой не возьмем.
– Я только сломаю ему челюсть, а убивать не стану.
– Сиди и молчи, – сердито велел Янь Вышатич.
Медведь ослабил ворот рубахи и стал медленно скрести за пазухой, глядя на волхва.
– Что же Мономах и Мстислав не послали ко мне своих бояр? – вдруг сменил тему Олег, не любивший богословия, в котором был не силен. – Если бы хотели по чести сладить дело, послали бы своих первых мужей, а не безлепицу из трех голов, которую вижу перед собой: древнего старика, чернеца-раба и вот этого. – Олег кивнул, не зная, как назвать Медведя.
– Потому и не послали, что по чести ты, князь, должен был бы посылать своих мужей к Мономаху, как первый проливший кровь, а не он к тебе. Сам посуди – побежденному ли требовать послов от победителя? Мы к тебе с добром пришли от твоего брата, а ты к этому добру еще прибытка требуешь, – в сердцах укорял его старик.
– А кто тут побежденный? – Олег повертел головой, кривляясь. – Вы, мужи бояре, не видали – не выбегал отсюда побежденный, про которого Янь Вышатич говорит?
– Да таких в твоей дружине не водится, князь, – ухмыльнулся Колыван Власьич.
Олег развел руками.
– Ошибся ты, Янь Вышатич. А вот Мономах не считает меня побежденным, коли сам мира просит.
– Он не просит, а предлагает, – возразил боярин.
– Ну, это все равно, как назвать, – отмахнулся Олег и опять переменил разговор: – Так ты вернешь мне моего холопа?
Нестор, сидевший с другой стороны от боярина с четками в руках, как будто не слышал разговора.
– Богохульствуешь, князь, – покачал головой Янь Вышатич. – Монах никому не принадлежит кроме Господа. А ты, купив чернеца, уподобился поганым и жидам.
– Не называй меня жидом, старик, если не хочешь сесть в поруб, – внезапно разгневался Олег. – Жиды мне враги.
– В церковном уставе не писано, что нельзя купить монаха, – с сомнением молвил боярин Иванко Чудинович.
– Князь заплатил за него три цены раба, – вставил Колыван Власьич.
– Ты потерял свое имущество при бегстве из Суздаля, – напомнил Олегу Янь Вышатич. – Так что нечего спрашивать о том, что подобрали другие. Я взял Нестора и дал ему волю.
– Зачем же ты притащил его сюда? – зло спросил князь.