Шапка Мономаха
Шрифт:
– Знаешь что, Андрюша, я так думаю, тебе надо посоветоваться. О своем конце света.
– Да с кем же мне советоваться? Это вообще тайна. Я только тебе как лучшему другу чуть ее приоткрыл. А ты… – опять принялся буйно обижаться Андрей Николаевич.
– Погоди. Послушай сперва. Есть же у нас люди, что в концах света поболее твоего смыслят. Вот к ним и надо обратиться. Например, к тому же отцу Сосипатию. Все же архиерейского чина и с мирянами привык общаться. И человек хороший, душевный. Хотя и хитрый местами. Но без этого сейчас пропадешь.
– А ты молодец. Хорошо придумал, – оживился вдруг
– Хочешь, завтра же я отцу Сосипатию и позвоню. Попрошу, мне не откажет.
– Нет, завтра не надо! – торопливо возразил Базанов. – Сейчас и звони. Время-то на исходе. Некогда тут завтраки разводить.
– Ну уж, сейчас и позвоню. Только выйду на улицу, а то здесь мобильный берет плохо. А ты посиди, хочешь, еще выпей. Хуже все равно не будет, – согласился Муха и, подхватив телефон, поспешно вышел из-за стола.
Может, так оно и лучше. И нечего тянуть. Как говорится, чем раньше начать лечение, тем более шансов у пациента на исцеление. А отцу Сосипатию, уж конечно, все надо сказать по правде. На то у него и сан, и должность врачевателя душ, от Бога данная.
Когда Муха возвернулся, Андрей Николаевич тихо спал, положив тяжкую свою главу на перекрещенные, нервно подергивающиеся ладони. Муха аккуратно, стараясь не напугать, разбудил друга.
– Андрюша, вставай, домой пора! А я дозвонился, – зашептал ему в ухо.
– Кому дозвонился? – не понял сразу спросонья Базанов.
– Как кому? Отцу Сосипатию. Договорились на завтра. В пять часов. Приходи к нему прямо в Даниловский монастырь. Он уж скажет заранее, чтоб тебя впустили в придел для мирских посетителей. Только для виду возьми с собой бумаги, как бы от меня. Чтоб посторонние не лезли с вопросами.
– Завтра в пять, – устало повторил Базанов и встал из-за стола.
Оба друга пошли к выходу из погребка. Андрея Николаевича шатало, и Муха вел его под руку. У обоих были равно тяжкие мысли, но у каждого по своей причине.
Глава 9
Отчизны славные сыны
На дворе стояла темная ночь. За двенадцать часов, а может, и более того. Свой ад Ермолов так и не успел вымостить благими намерениями, не говоря уж об их осуществлении в действительности. Наглый плевок со стороны багдадских послов и круто заваренная ими каша враз отодвинули на задний план все его мирские заботы. Он понимал, Женя ждет от него слов, и Ларочка, единственный его на свете ребенок, больна и вдруг как раз сейчас задыхается без отцовского утешения. Но даже хотя бы Альгвасилова, как минимальное лекарство, не мог Ермолов нынче отрядить домой с поручением. Нужен ему Витя здесь, и без него не обойтись.
Сидели без официоза, до того ли было теперь. Конечно, премьер, и иностранный министр Тропинин, и думский предводитель Котомкин. Расширенное совещание Совета безопасности. Но в основном вокруг присутствовали погоны. Пусть многие пришли в штатском, а Василицкий мундир вообще не надевал никогда, но звезды, хоть и символические, ощущались на плечах почти зримо. А вот министр Малявин, ведающий обороной, хороший, надежный, резкий в суждениях, так он – человек гражданский. И сейчас Ермолов
– И все же предлагаю немедленно начать стягивать войска к границе по Кавказским горам, – упорно, словно шаман перед идолом, бубнил свое Склокин. – Если откуда Халифат и начнет, то только оттуда. И сразу на перевалы. Они на воде воевать не любят, да и Черное море – что твоя лужа. Авианосец не развернется, а эскадра из подлодок тем более.
– Подтверждаю, факт, – откликнулся адмирал флота Чернявкин, но тут же был прерван.
– Вы что, с ума посходили, господа военные?! Какие силы? К каким горам? – сорвался на визг Тропинин. – Я ноту готовлю в ООН, делегация через час отбывает спецрейсом…
– Подотрутся они твоей нотой, любезный, – невежливо перебил министра Склокин. – А время уходит. Армия – это тебе не делегаты-дегенераты, ее спецрейсом всю не вышлешь, как бандероль на адрес. А с той стороны давно уж напялили арафатки и стоят под ружьем.
– Да вы понимаете, что несете? Корней Дмитриевич, ну вы скажите! – обернулся иностранных дел министр к Малявину. – Поднять армию, хоть и для видимости учений, это ведь тут же и спровоцировать самую настоящую войну.
– А если не поднять, тогда война случится игрушечная? – съехидничал ершистый Склокин. – Хоть как, а итог один.
– Если на нас пойдут сообща Новые с Объединенными, то за ними скоро и Семиградье станут рвать под шумок монголо-китайские друзья. А там граница – что твои дыры. Придется долбить «крылатками». Они нас, мы их, – печально свесил усы маршал ракетный Полонезов. – Ракет-то, слава богу, много, а вот пехоты мало. И семиградцев жалко.
– Может, чуму какую на них напустить? – Адмирал Чернявкин с наивной до трепета надеждой обратил взор на Василицкого. – Чтоб тихо перемерли в своих Вавилониях, а? Тайно.
– Да мне, что ли, жалко, Никита Федорович? – откликнулся Василицкий. – Только такую операцию не один день готовят и не один месяц. Кто же знал?
– Проморгали, господа тайные советники. Багдадских послов проморгали, а Россию-матушку просрали, – подвел итог председатель Котомкин, генерала Василицкого он не любил.
Ермолов, до сей поры молча слушавший, почуял, что прения сторон вот-вот готовы перейти в базарный галдеж, и сказал то, что давно решил:
– Вы, товарищ Склокин, обеспечьте переброску сил на Кавказ. Это не пожелание, а мой приказ как Верховного главнокомандующего. И надо одновременно прикрыть границы с дальне– и средневосточных территорий, а если попросят из Семиградья, вы, Малявин, дайте им уж чего сможете для обороны, ну и техники подбросьте. Только я вас прошу – потише. Напрягите сообразительность. И пусть разведка осуществляет дезинформацию.