Шарада
Шрифт:
За эти месяцы ожидания Кэт покончила с неопределенностью и утвердилась в своем решении. Она хорошо знала, чем рискует, и была готова к тому, что ожидало ее в реанимационной палате. Она сознавала опасность того, что ее организм может отторгнуть новое сердце.
Но единственной альтернативой трансплантации для нее была неминуемая – и скорая – смерть. Учитывая это, никакого выбора не оставалось.
– Я готова, – уверенно сказала Кэт. – Ах, нет, еще одна вещь. Если под наркозом я начну слагать оды в честь моего личного вибратора, знайте, что все это выдумки.
Маски
Через несколько секунд тепло анестезии начало разливаться по ее телу, неся с собой приятную усталость. Она взглянула на Дина, улыбнулась и закрыла глаза – возможно, в последний раз.
Но прежде, чем сознание покинуло ее, Кэт осенила последняя мысль, вспыхнув ярко, как за мгновение до распада вспыхивает взорвавшаяся звезда.
Кто стал моим донором?
ГЛАВА ВТОРАЯ
– Как развод может быть более греховным, чем это? – спросил он.
Они лежали на кровати, которую она обычно делила со своим мужем, – он в это время отрабатывал смену на мясоупаковочном заводе.
Они же оказались здесь потому, что из-за протечки в газопроводе всем было приказано покинуть до конца дня здание, где размещался их офис. Они решили воспользоваться этим неожиданно предоставившимся им однодневным отпуском.
Маленькая заставленная спальня была пропитана запахом их вспотевших от занятий любовью тел. Пот высыхал на коже, отчасти благодаря потолочному вентилятору, медленно кружившемуся над их головами. Простыни были мятыми и влажными. Занавески задернуты из-за полуденного солнца. На тумбочке горели ароматические свечи, отбрасывавшие колеблющийся свет на распятие, висевшее на стене с поблекшими обоями в цветочки.
Эта убаюкивающая атмосфера была обманчивой. Приближался миг их разлуки, время было ограничено, и они отчаянно пытались извлечь из него как можно больше удовольствия. Скоро две ее дочери вернутся из школы. Ей очень не хотелось тратить оставшиеся у них драгоценные минуты на этот незатухающий тягостный спор.
Он уже не в первый раз умолял ее развестись с мужем и выйти за него замуж. Но она была католичкой. Развод был невозможен.
– Да, я совершаю прелюбодеяние, – мягко проговорила она. – Но мой грех касается только нас двоих. Мы единственные, кто знает о нем, кроме моего исповедника.
– Ты призналась во всем своему исповеднику?
– Признавалась, пока мои исповеди не стали однообразными. Я больше не хожу на исповедь. Мне слишком стыдно.
Она подвинулась и села на край кровати, спиной к нему. Ее тяжелые темные волосы прилипли к влажной шее. Большое зеркало в углу повторяло то, что он видел. Ее безупречная спина сужалась к талии, а затем грациозно расширялась и переходила в бедра. На изящной попке выделялись две одинаковые ямочки.
Она очень критически относилась к своему телу, считая, что бедра слишком широки, а ляжки тяжеловаты. Но ему, казалось, нравились пышность ее форм и смуглость кожи. Однажды он сказал ей, что ее кожа смуглая даже на вкус. Конечно, это всего лишь ничего
Он протянул руку и погладил ее по спине.
– Не стыдись того, что мы делаем. Меня просто убивает, когда ты говоришь, что стыдишься нашей любви.
Их связь началась четыре месяца назад. Перед этим они пережили несколько мучительных месяцев, борясь с угрызениями совести. Они работали на разных этажах, но сталкивались в лифтах небоскреба, где помещался офис. Впервые они обратили друг на друга внимание в буфете на первом этаже, когда он случайно толкнул ее и она пролила свой кофе. Тогда они с досадой улыбнулись друг другу, извинились и познакомились.
Вскоре они начали вместе проводить обеденный перерыв и вместе ходили пить кофе. Встречи в буфете вошли в привычку, а затем превратились в необходимость. Теперь само их мироощущение зависело от того, увидят ли они друг друга. Уик-энды тянулись нестерпимо долго и, казалось, приходилось целую вечность ждать понедельника, когда они снова могли увидеться. Они оба начали работать сверхурочно, чтобы урвать несколько мгновений наедине, прежде чем идти по домам.
Однажды вечером, когда они вдвоем уходили домой, начался дождь. Он предложил подвезти ее.
Она покачала головой:
– Я поеду на автобусе, как обычно. Но все равно спасибо.
С сожалением и тоской, не отводя друг от друга глаз, они попрощались и разошлись. С прижатой к груди сумочкой в одной руке и почти бесполезным в такой ливень зонтом в другой, она поспешила к автобусной остановке на углу.
Она все еще стояла там, съежившись на краю тротуара. Он опустил стекло пассажирского сиденья.
– Садитесь. Пожалуйста.
– Автобус скоро будет.
– Вы промокнете до костей. Садитесь.
– Он опаздывает всего на несколько минут.
– Пожалуйста.
Он просил больше чем о разрешении довезти ее до дома, и они оба знали об этом. Когда он открыл перед ней дверцу машины, она скользнула внутрь, не в силах противостоять искушению. Не говоря ни слова, он отвез ее в уединенное место в муниципальном парке, находившемся недалеко от деловой части города.
Не успел он выключить мотор и повернуться к ней, как они начали жадно целоваться. Как только его губы коснулись ее губ, все мысли о муже, детях и религиозных убеждениях вылетели у нее из головы. Ею руководили требования плоти, а не та мораль, которую она исповедовала с детских лет.
Охваченные нетерпением, они яростно сражались с пуговицами, молниями и крючками, пока не освободились от мокрой одежды и не почувствовали соприкосновение обнаженных тел. Сначала руками, а затем ртом он делал с ней нечто такое, что одновременно и шокировало ее, и заставляло трепетать от восторга. Когда он овладел ею, его страстные любовные признания заглушили голос ее совести.
Та первоначальная страсть не уменьшалась. Напротив, она, казалось, возросла за те украденные часы, что они провели вместе. Сейчас она повернула голову и посмотрела на него через плечо. Ее полные губы сложились в застенчивую улыбку.