Шардик
Шрифт:
— Я должен неотступно находиться рядом с владыкой Шардиком, повсюду следовать за ним и служить ему! Это моя работа! Я не трус!
— Так я и не говорил ничего подобного.
— Я хожу бок о бок с владыкой Шардиком, сплю рядом с ним, возлагаю на него руки! Ужели трус способен на такое?
Та-Коминион закрыл глаза и устало провел ладонью по лбу:
— Я здесь не для того, чтобы обвинять тебя или ссориться с тобой, Кельдерек. У нас есть более важные предметы для обсуждения.
— Вы считаете меня трусом. И ясно дали понять это.
— Если я чего и сболтнул, это не имеет никакого отношения к нашим насущным
— Мой повелитель? — невольно вырвалось у Кельдерека.
— Именно сила Шардика взяла сегодня Ортельгу. Нам повезло: многие успели увидеть медведя прежде, чем он ушел с острова. Бель-ка-Тразета обратили в бегство только потому, что он слывет врагом Шардика. Сегодня люди воочию убедились, что Шардик вернулся. Они верят, что нет ничего такого, чего он не сделал бы для своих почитателей, — и ничего такого, чего они не смогли бы сделать во имя его.
Та-Коминион, пошатнувшись, отступил назад, тяжело опустился на бревно и несколько секунд сидел неподвижно, борясь с внезапным приступом головокружения. Зубы у него застучали, и он подпер подбородок ладонью.
— Шардик послан, чтобы вернуть Беклу ортельгийцам — равно крестьянам и баронам. Простому люду ничего больше знать не нужно. Но я… я должен найти верный способ одержать победу через посредство Шардика. И вот что я думаю: если мы не захватим Беклу в течение недели, то уже никогда не захватим.
— Почему?
Та-Коминион помолчал, словно подбирая слова.
— Простолюдины могут петь песню, только когда пляшут, пьют или занимаются каким-то делом, — тогда она сама собой изливается из уст. Но попроси научить тебя песне — и она мигом вылетит у них из головы. Пока Шардик владеет их сердцами, наши люди сделают невозможное — протопают хоть сто лиг без сна и отдыха, побегут по воздуху, как по земле, сокрушат стены Беклы. Но в сердце простолюдина такая сила сродни туману. Солнце, ветер — любая непредвиденная трудность — развеют ее в течение часа. — Он ненадолго умолк, потом медленно продолжил: — И надо учитывать еще одно. С глаз долой — из сердца вон. Мне говорили, ты понимаешь детей. Значит, ты знаешь, как быстро малые дети забывают все, что не видят изо дня в день.
Кельдерек непонимающе уставился на барона.
— Шардик должен находиться с нами, когда дело дойдет до битвы, — сказал Та-Коминион. — Крайне важно, чтобы люди видели его там.
— Под стенами Беклы — через пять дней? Но как?
— Вот ты и скажи мне.
— Владыка Шардик и ста шагов не сделает не по своей воле — а вы говорите о пятидневном пути!
— Бекла — город прекрасней и изумительней, чем гора из драгоценных камней. Он по праву принадлежит нам, и Шардик пришел, чтобы вернуть ортельгийцам древнюю столицу. Но сделать это он может только нашими руками. Чтобы взять Ортельгу сегодня, ему потребовалась моя помощь. Теперь ему требуется твоя помощь, чтобы дойти до Беклы.
— Но это невозможно! А взять Ортельгу не было невозможно!
— Ну разумеется, раз плюнуть для тех, кому не случилось там находиться. Ладно, не бери в голову. Кельдерек, ты хочешь перестать быть деревенским дурачком, играющим на берегу с малолетними сиротами? Хочешь увидеть, как Шардик приходит к Бекле во всем своем могуществе? Чтобы завершить великое дело, начатое тобой тем вечером, когда ты не сробел перед раскаленным кинжалом Бель-ка-Тразета? Какой-то способ должен быть! Либо ты найдешь его, либо мы сорвемся с крутой скалы в пропасть. Ты, я и владыка Шардик — мы карабкаемся наверх, и обратного пути нет. Если нам не удастся захватить Беклу — ужели ты думаешь, что бекланские правители дадут нам уйти подобру-поздорову? Нет, они пустятся за нами в погоню. И в два счета расправятся с тобой и твоим медведем.
— Моим медведем?
— Твоим медведем. Ибо именно твоим станет он, владыка Шардик, обитатель Ступеней, который в настоящую минуту готов положить к нашим ногам огромный город, богатый и могущественный, если только мы изыщем способ привести его туда. Иначе медведь превратится в ничтожный предмет суеверия, из-за которого шайка головорезов на Ортельге подняла бучу и прогнала верховного барона. Вину за любое промедление возложат на него — и на тебя.
Огромная летучая мышь выскользнула из темноты, бесшумно порхнула к костру и, опаленная потрескивающим жаром, сиганула прочь.
— Кельдерек, вот ты говоришь, что я считаю тебя трусом. А не сам ли ты так считаешь? Тебе еще не поздно доказать обратное, Кельдерек Играй-с-Детьми: поступить, как подобает мужчине. Приведи Шардика на Бекланские равнины — и сразись за него там. Только подумай, какая награда ждет тебя — поистине бесценная награда! Сделай это, и никто никогда впредь не назовет тебя трусом.
— Я никогда не был трусом. Просто тугинда сказала…
Впервые за все время разговора Та-Коминион улыбнулся:
— Я знаю, что ты не трус. Когда мы возьмем Беклу, как ты думаешь, какими почестями воздастся тому, кому первому явился Шардик и кто первым принес весть о нем на Квизо? Да уже сейчас нет ни одного ортельгийца, который не знал бы твоего имени и не славил бы его.
Кельдерек поколебался, хмуря брови.
— Когда мы приступаем к делу?
— Сейчас же, без малейшего промедления. Нельзя терять ни минуты. Для предводителя повстанцев наиболее важны две вещи: первое — чтобы его последователи горели воодушевлением, простого послушания здесь недостаточно; и второе — чтобы сам он действовал быстро и решительно. Последнее в моих силах. Но вот первое зависит только от тебя.
— Может, у меня и получится, но для этого мне понадобятся все ортельгийские кузнецы, колесные мастера и плотники. Пойдемте обсудим все с тугиндой.
Когда Та-Коминион поднялся с бревна, Кельдерек хотел было поддержать его, но барон сначала досадливо отмахнулся, сделал пару неверных шагов, а потом все-таки тяжело оперся на руку Кельдерека и выпрямился, восстанавливая равновесие.
— Вам худо? — спросил охотник.
— Ничего страшного, лихорадит немного. Сейчас пройдет.
— Вы устали. Вам нужно отдохнуть.