Шардик
Шрифт:
Недоумение Кельдерека переросло в замешательство. Стоянка казалась покинутой: ни души вокруг.
— Ранзея! Шельдра! — позвал он и, не получив ответа, крикнул: — Где вы?
Эхо замерло, и несколько долгих мгновений охотник не слышал ничего, кроме кваканья лягушек да шелеста листвы. Потом наконец раздался ответ.
— Владыка Кельдерек! — донесся со стороны берега резкий голос Ранзеи. — Идите скорее сюда, владыка!
Он никогда еще не слышал такого волнения в голосе жрицы. Бегом бросившись на зов, Кельдерек осознал: уже занимается заря и слабого серого света вполне хватает, чтобы различать путь к реке. Вскоре он разглядел челны на берегу, а чуть погодя и сбившихся в кучу женщин в плащах — иные из них стояли по колено в воде. Все вытягивали шеи вперед, показывали пальцами и крутили
— В чем дело, сайет? Что стряслось?
Она молча взяла его за руку и повела через высокий — выше человеческого роста — тростник, густо растущий на отмели. В зарослях кто-то проломил дорожку, в конце которой виднелась Тельтеарна. Небо постепенно светлело, и над рекой разливался ровный серый сумрак без теней. Стояло полное безветрие: деревья на противоположном берегу не шелохнутся, на глади потока ни легчайшей зыби. Тугинда решительно двигалась вперед, и Кельдерек послушно следовал за ней, дивясь непонятной спешке. По пояс в воде, осторожно нащупывая ногами дно, они наконец достигли края зарослей, и перед ними открылась панорама реки. Положив одну руку на плечо охотнику, другой тугинда указала вниз по течению, где на зеркальной поверхности воды широким клином расходилась рябь. В острие клина — единственное живое существо в пределах видимости — плыл Шардик, вытянув рыло к небу. Плыл, влекомый течением, в сторону Ортельги.
16. Мыс и насыпная дорога
Без малейшего колебания Кельдерек бросился в глубокую воду, и, еще прежде, чем его плечи рассекли водную гладь, мощный поток подхватил его и понес с собой. Несколько мгновений он отчаянно барахтался, чувствуя себя беспомощным, но потом неуклюже поплыл, вытягивая шею, чтоб голова оставалась над водой, и изо всех сил молотя руками и ногами. Сквозь водяную пелену, застилавшую глаза, он смутно различал далеко впереди медведя, похожего на темный стог, смытый паводком с прибрежного луга.
Вскоре Кельдерек осознал, что по какому-то капризу реки его постепенно сносит к стрежню, где течение еще быстрее. Даже если бы он вдруг почувствовал под собой намывную косу или отмель, какие постоянно возникали и исчезали вдоль берегов Ортельги, он не сумел бы встать на ноги в столь стремительном потоке. Кельдерек уже выбивался из сил. Он лихорадочно покрутил головой по сторонам в поисках плавучей коряги, бревна, чего угодно, за что можно было бы ухватиться, но ничего такого поблизости не увидел. Его ноги, вяло болтающиеся под водой, запутались в клубке узловатых гибких стеблей; он резко дернулся, высвобождаясь, и колено обожгло болью — точно язык пламени лизнул. В следующую минуту Кельдерека закружило в водовороте, потянуло ко дну, а когда он с трудом вынырнул, то обнаружил, что его развернуло кругом и влечет по течению ногами вперед. Женщины в тростниковых зарослях были уже далеко — неясные фигуры, возникающие и пропадающие перед глазами беспомощно бултыхающегося в воде охотника. Он попытался развернуться лицом по течению, и тут услышал прерывистый крик:
— Кельдерек! Давай к берегу!
Та-Коминион, плывший следом за Кельдереком, находился примерно посередине между ним и берегом. Хотя он держался на воде гораздо увереннее, было ясно, что ему не хватает дыхания. Он резко махнул рукой в сторону тростника, а потом опять поплыл со всей мочи. Кельдерек видел, что молодой барон пытается догнать его, но не может, поскольку ближе к берегу течение значительно слабее. На самом деле расстояние между ними неуклонно увеличивалось. Та-Коминион поднял голову и, похоже, снова что-то прокричал, но Кельдерек не слышал ничего, кроме собственного тяжелого дыхания да плеска и бульканья воды. Потом, на секунду вынырнув, он с трудом разобрал слова: «…берегу перед мысом!».
Поняв, что имеет в виду барон, Кельдерек похолодел от ужаса. Его несло вдоль юго-восточного берега Ортельги со скоростью шага. Оставаясь в стремнине реки, он вряд ли сумеет выбраться на затопленную насыпную дорогу, соединяющую восточную оконечность острова с Большой землей. Скорее всего, мощная струя течения, в которой он сейчас барахтается, протащит его над насыпью, крутя и переворачивая, и повлечет дальше. А если поток унесет его за Ортельгу, тогда уж точно пиши пропало.
Кельдерек отчаянно замолотил руками и ногами, задыхаясь и растрачивая последние силы. Далеко ли еще до мыса? Правый берег Тельтеарны теперь казался даже ближе, чем берег острова, — но возможно ли такое? Потом он узнал место: пространство открытой воды, расчищенное от тростника, а за ним — высокое зоановое дерево на берегу. И до чего же далеким оно казалось сейчас! Совсем не то, что в прошлый раз, когда он возвращался на плоту в Ортельгу. Кельдерек подумал о шендроне, который, вероятно, сию минуту смотрит на реку сквозь серебристые лапчатые листья. Но шендрон при всей своей бдительности не заметит его, крохотную точку на серой глади воды в сером свете раннего утра.
Однако в следующий миг Кельдерек вдруг увидел нечто такое, чего шендрон ну никак не мог не заметить. Чуть позади, но прямо между ним и зоаном, подобный туче в бледном небе, плыл по течению Шардик — не оставляя за собой ни малейшей зыби, погрузив длинное клиновидное рыло в воду до самых ноздрей, как аллигатор. Словно почувствовав взгляд охотника, медведь неспешно повернул голову и пристально посмотрел на него.
И внезапно Кельдерек, уже потерявший всякую надежду, опять ощутил прилив отваги, как в ту минуту, когда бросился в реку вслед за Шардиком. Шардик призвал его для какой-то своей цели. Шардик защитит и возвысит каждого, кто отдает ему все, без сомнений и колебаний. Только бы добраться до Шардика — и Шардик непременно спасет его, не даст утонуть. Собрав остатки сил, Кельдерек погреб наискось по течению и медленно, очень медленно стал приближаться к медведю. Он понемногу отклонялся от быстрого стрежня, течение становилось все слабее, расстояние между ним и Шардиком мало-помалу сокращалось — и вот они уже плыли совсем рядом, всего в нескольких локтях друг от друга.
Кельдерек совершенно выдохся и в своем изнуренном состоянии сознавал лишь, что под ним глубина, что он вот-вот пойдет ко дну и что Шардик где-то рядом, но за пределами досягаемости. Он не видел ни неба, ни берега. «Возьми мою жизнь, владыка Шардик! Я не жалею ни о чем, что сделал ради тебя». Уже ни о чем не думая, погружаясь под воду, вскинув руки и судорожно вцепляясь пальцами в смертную темноту, охотник вдруг нащупал грубую косматую шерсть на боку медведя — того самого медведя, с которым он в недавнем прошлом уходил в лес на закате дня, а потом спал рядом, чувствуя себя в полной безопасности.
Темнота разорвалась перед глазами, когда он вынырнул, судорожно хватая ртом воздух. Первые лучи солнца поблескивали и зыбко мерцали на воде. Кельдерек обеими руками цеплялся за бок Шардика и вяло болтался вверх-вниз в такт движению огромной задней лапы, ходящей в воде с размеренностью мельничного колеса. Поначалу он даже не соображал, что случилось, понимал только, что еще жив и может добраться до берега прежде, чем деревня останется позади.
Медведь не повернул головы, не попытался стряхнуть с себя Кельдерека и словно бы даже вообще не замечал его. Безразличие зверя озадачило охотника, однако, когда зрение и мысли немного прояснились, он понял, что Шардик всецело сосредоточен на какой-то своей цели. Медведь начал медленно разворачиваться в сторону берега и заработал лапами сильнее. Сперва Кельдерек ничего не видел над гребнем могучей спины, но чуть погодя из-за за плеча зверя показалась суша. Уже в следующую минуту Шардик шел бродом. Кельдерек опустил ноги, нащупал каменистое дно и встал по горло в воде.
Они выходили на берег вместе, медведь и человек, неподалеку от скопления хижин, где размещались кухни и продуктовые кладовые верховного барона. Шардик напористо шагал через отмель, с шумным плеском рассекая плечами воду, охваченный возбуждением, словно в погоне за добычей. Внезапно Кельдерек все понял. Голодный, смертельно голодный медведь отчаянно нуждался в пище. Что-то отпугнуло его от «мертвого пояса», но позже ночью, лежа в лесу, он почуял запах съестного — вот почему и бросился в реку. Кельдереку вспомнились слова Бель-ка-Тразета, сказанные тугинде: «Если медведь начнет совершать набеги на Ортельгу, клянусь, я велю своим охотникам убить его».