Шардик
Шрифт:
Девушка умолкла, и Кельдерек нетерпеливо промолвил:
— Ну и?..
— Когда тугинда поняла, что Шардик действительно вернулся и нам нужно остаться здесь, дабы ухаживать за ним, она послала за жрицами Антредой и Ранзеей, а также за девушками, которых они обучают. Когда Шардик оправится, они понадобятся для Песнопения. — Шельдра снова погрузилась в молчание, но чуть погодя неожиданно произнесла: — Женщинам, служившим Шардику в давнем прошлом, приходилось проявлять чудеса храбрости и решимости.
— Охотно верю, — откликнулся Кельдерек, устремляя взгляд вниз, где медведь все еще лежал в наркотическом сне, подобный утесу над озерцом.
В следующий миг сердце его исполнилось
Поздно вечером тугинда опять долго разговаривала с ним, медленно прогуливаясь взад-вперед вдоль откоса у водопада, при свете того самого плоского фонаря под зеленоватым тростниковым колпаком, за которым недавно он полз по шаткому бревнышку в темноте. Ранзея, ростом превосходившая охотника на целую голову, шла с другой стороны от тугинды. Заметив, как она из уважения к верховной жрице и к нему самому умеряет свой широкий шаг, Кельдерек с внутренней усмешкой вспомнил, как ощупью карабкался за ней следом по крутому лесистому склону. Они вели речь о Шардике, и высокая сухопарая жрица внимательно слушала, не произнося ни слова.
— Раны уже очистились, — сказала тугинда. — Весь ядовитый гной из них вытек. При первом применении сонное зелье и лекарственные снадобья всегда действуют сильно на любое живое существо — человека ли, зверя ли. Теперь можно почти не сомневаться, что он выздоровеет. Найди ты Шардика хотя бы несколькими часами позже, Кельдерек, мы бы уже ничем не смогли ему помочь.
Кельдереку показалось, что сейчас наконец настало время задать вопрос, который последние три дня постоянно мелькал у него в уме, появляясь и исчезая, точно светлячок в темной комнате.
— А что мы будем делать, сайет, когда он выздоровеет?
— Я знаю не больше, чем ты. Надо ждать указания свыше.
— Но вы собираетесь отвезти Шардика на Квизо? — не унимался охотник. — На Ступени?
— Я собираюсь? — Тугинда уставилась на него холодным взглядом, каким смотрела на Бель-ка-Тразета, но после короткой паузы ответила отрывистым, ровным тоном: — Ты должен понимать, Кельдерек, что не нам строить и воплощать планы, касающиеся владыки Шардика. Да, действительно, в далеком прошлом, бывало, тугинда почитала своей обязанностью доставить Шардика на Ступени. Но тогда мы правили в Бекле, и все происходило в согласии с заведенным порядком и обычаем. Сегодня же мы не знаем ничего, кроме того, что владыка Шардик вернулся к своему народу. Его замысел и цель пока недоступны нашему разумению. Наша задача сейчас — просто ждать в полной готовности постичь и исполнить божью волю, какой бы та ни была.
Они повернулись и двинулись обратно к водопаду.
— Но это не означает, что мы не должны мыслить здраво и действовать осмотрительно, — продолжала тугинда. — Уже послезавтра медведь очнется от сонного забытья и начнет восстанавливать силы. Ты охотник, Кельдерек. По-твоему, что он тогда будет делать?
Кельдерек впал в замешательство. Несмотря на случайно услышанный разговор тугинды с Бель-ка-Тразетом, охотнику даже в голову не приходило, что у нее нет никакого плана относительно доставки Шардика на Квизо. Ему вот уже три дня не давал покоя вопрос, как они собираются справиться с этой задачей, казавшейся непосильной даже в случае, если бы медведь оставался в сонном забытьи. А сейчас Кельдерек с потрясением осознал, что тугинда намерена просто спокойно ждать, когда громадный дикий зверь оправится и восстановит свои природные силы. Если смирение и вера в бога и впрямь требовали такого поведения, для Кельдерека оно находилось за пределами всякого понимания и опыта. Впервые за все время он усомнился в тугинде.
Она прочитала его мысли.
— Мы не канат на рынке покупаем, Кельдерек, и не шкуры купцу продаем. Не ямы в лесу роем по распоряжению верховного барона и даже не жену выбираем. Мы вверяем нашу жизнь богу и владыке Шардику в смиренной готовности принять любую участь, какую он соблаговолит послать нам. Я спрашиваю, как поведет себя медведь, когда пойдет на поправку?
— Шардик находится в чужой для него местности, сайет, и после болезни будет голоден. Он отправится на поиски пищи и, вполне возможно, будет разозлен.
— Он покинет окрестности стоянки?
— Мне кажется, в скором времени всем нам придется покинуть стоянку. У нас вышли почти все запасы съестного, а охотой мне в одиночку столько ртов не прокормить.
— Поскольку верховный барон наверняка откажется прислать нам продуктов из Ортельги, мы должны сделать все, что в наших силах. В реке вдоволь рыбы, в тростниковых зарослях полно уток, а у нас есть сети и луки. Выбери шесть девушек и возьми с собой на охоту. Возможно, поначалу пользы от них будет немного, но они быстро всему научатся.
— Долго нам все равно не продержаться, сайет…
— Тебе не терпится вернуться домой, Кельдерек? Кто тебя ждет в Ортельге?
— Никто, сайет. Мои родители давно умерли, и я не женат.
— А девушка?
Он помотал головой, но тугинда не сводила с него серьезного взгляда.
— Здесь много девушек. Не вздумай совершить святотатство — особенно сейчас! — ибо наименьшим из зол, коими за него воздастся, будет наша смерть.
— Сайет, как вы могли подумать!.. — возмущенно выпалил Кельдерек.
Но тугинда еще несколько долгих мгновений пристально смотрела на него, пока они медленно шагали дальше под звездами. И перед внутренним взором охотника вдруг возникла Мелатиса — Мелатиса на террасе перед храмом, темноволосая, в белом одеянии и золотом кольчатом воротнике, закрывающем шею и плечи; Мелатиса, забавляющаяся с мечом и кинжалом; Мелатиса, дрожащая и потеющая от страха на краю ямы с медведем. Где она сейчас? Что с ней сталось? И все возражения замерли на устах Кельдерека.
На следующий день началась жизнь, которую охотник часто вспоминал в последующие годы. Жизнь чистая, простая и непосредственная, как дождь. Если он по-прежнему изредка сомневался в тугинде и задавался вопросом, к чему приведет ее смирение и вера в бога, то не успел запечатлеть это в памяти за недостатком времени. Поначалу неуклюжесть и тупость девушек приводила Кельдерека в совершенное отчаяние, и он неоднократно собирался заявить тугинде, что с ними каши не сваришь, как ни старайся. В первый день, когда они гнали кетлана на открытое место, Зильфея — совсем еще ребенок, самая юная из охотниц, выбранная за резвость и живость, — заметив движение Кельдерека в зарослях и вообразив, будто там дичь, выпустила стрелу, которая пролетела у него между рукой и боком. Тогда они вернулись со столь скудной добычей, что ему пришлось провести всю ночь за ловлей рыбы. На озаренной звездным светом отмели они поймали в сеть крупную брамбу, с колючими спинными плавниками, светящуюся, как опал. Он уже замахнулся острогой, когда плохо закрепленный колышек унесло течением, и рыбина, тяжело нырнув, утащила половину сети на глубину. Нита закусила губу и ничего не сказала.