Шарль Перро
Шрифт:
— Что с тобой случилось? — спросил Шарля учитель Жан Гриншер после одного из первых его блестящих ответов.
— Я выздоровел! — с горящими глазами отвечал мальчик, сам удивляясь той фразе, которую произнес.
— Значит, ты болел? А я и не знал!
— Я и сам не знал…
— Вот оно что! А я все думал: Перро, и такой болван!
И при этих словах учителя класс тоже словно очнулся, и начался хохот. Смеялись все ученики, смеялся Борэн, смеялся и сам Шарль, смеялся и Жан Гриншер. И этот смех сразу стер все годы стыда, позора и унижения и стал границей, за которой для Шарля начинался новый мир — мир, в котором он почти всегда был первым.
…Очень тяжело переносят люди нервные болезни. Тот, кто не болел психическим или нервным расстройством, не знает, что это тяжелее физического недуга, страшнее зубной боли, ужаснее сломанной ноги. Тяжелым прессом давит болезнь на человека, и некуда ему деться от мучающей его тоски. Она скручивает в рог, придавливает, как тяжелый камень, в груди стоит все время противный холодок, и душа стынет от страха. Этот страх непонятен, непостижим. Человек не знает, что за ним последует, и тратит все силы на преодоление этого страха.
Для окружающих и родных этот недуг непонятен. Человек с виду ничем не болен: у него не болит голова, нет насморка и температуры. Даже мать часто не понимает болезнь своего ребенка, а чужие считают его либо симулянтом, либо идиотом.
Но нет счастливее человека, который вдруг освобождается от своего недуга. У нервнобольного, особенно психастеника, каким был Шарль Перро, выздоровление может наступить вмиг: бывает, всего одно слово размыкает цепь болезни, и она спадает, как тяжелые доспехи, и сразу становится удивительно легко и свободно.
Это и случилось с Шарлем Перро. Он преодолел-таки «заклятие Франсуа».
1640–1642 годы
За шесть лет до рождения Шарля Перро, 5 сентября 1622 года, Арман Жан дю Плесси получил от папы Григория XV красную шапку и принял титул кардинала Ришелье, став главой французской церкви.
Через три месяца после этого события он уже приобрел доверие короля и начал свой путь к овладению могуществом, которое делало Людовика XIII одновременно и таким маленьким, и таким великим. Кардинал (а с 1624 года и первый министр короля) был человеком необыкновенных способностей, великого дарования, могучей душевной силы, но вместе с тем властным, хитрым, изворотливым.
В течение двадцати лет Ришелье был фактически повелителем Франции и за это время сумел настолько поднять престиж своей страны, что Людовик XIV, вступив на престол, получил в свои руки могучее централизованное государство.
Однако Франция этого не оценила. Жестокая политика кардинала, выжимавшего из народа, в том числе и из состоятельных горожан, все соки и всеми силами увеличивавшего государственную казну (а равно и свою собственную), вызывала общую ненависть. Не перечесть эпиграмм, сочиненных против кардинала. Впрочем, он был к ним совершенно равнодушен.
Одну из таких эпиграмм написал с братом Клодом и Борэном юный Шарль Перро. Как оказалось, к тринадцати годам он уже сложился как вполне подготовленный сочинитель. Его первая сказка или «антисказка», — как определил первые пробы пера Шарля Перро Марк Сориано, — называлась «Любовь линейки и компаса» и была посвящена кардиналу Ришелье.
Братья вместе с Борэном сочинили эту небольшую поэму шутя, как бы между делом, в перерыве между ученическими занятиями Шарля.
Живой, красивый, полный огня и кипящей отваги. Совсем свободный, я держу курс в долину Парнаса И музу смеющуюся я веду за руку Туда, где поклонялись когда-то греки и римляне, Чтобы рассказать о Ришелье, Который хлопочет о целом мире И достигает в свои дни обильных чудес, И будущая эпоха от них придет в изумление…Неприкрытая лесть, казалось бы, звучит с первых строк этой поэмы. Однако эта лесть обманчива. Достаточно заметить, что сказка написана в стиле бурлеска, который вскоре, во времена Фронды, станет языком бунтарей.
Клод задумал эту сказку как памфлет против Ришелье, но Шарль решил внести в нее элемент каламбура, и в такой завуалированной форме удар по Ришелье стал еще более сильным.
Авторы, правда, пытаются оправдать форму бурлеска, предупреждая, что рассказ их в какие-то моменты будет шутливым, ибо они подражают Солнцу, которое то и дело закрывается тучами. Они вспоминают, что в этих тучах летал когда-то Дедал:
Он опирался на эти весла перистые, Когда летал по воздушным волнам пенистым…Он наблюдал за любимым сыном Икаром, который резвился в тучах. Дедал очень любит своего сына Икара и печалится, когда он погибает…
А дальше авторы затрагивают запрещенную тему: они пишут, что король (имеется в виду Людовик XIII) тоже любит своего сына (будущего Людовика XIV), подобно тому как Дедал любил Икара, хотя знает или догадывается о страшной тайне; его наследник (инфант) на самом деле — сын кардинала Ришелье. Клод и Шарль обыгрывают эту тему, используя античные примеры:
В своей похотливой ярости Кардинал не ищет тех, кто повинен в кровосмешении: Королевская кровать вечно вызывает к себе упреки. Когда-то Артизан знаменитый Представил свою сестру, великолепную Пердиксу, И вместе со своими лекциями Пердикс оставил ей грудных детей.Далее авторы восхваляют любимого короля, сравнивая его с Солнцем:
Его искусные руки, умное руководство страной, Изобретательный ум, порождающий все новые идеи, Которым и Дедал бы позавидовал…У короля есть много помощников, но главные из них — пила, компас и линейка… Трудно сказать, кого подразумевали братья, называя эти вещи, ибо у каждой из них есть черты, присущие одному человеку — кардиналу Ришелье:
Пила изгибается в форме дуги, Издает звук непрерывный, Природный, острый, кусающийся И показывающий длинный ряд зубов, Обрекающий деревья на казнь И способный прорезать даже сердцевину в мраморе. Ее брат Компас насажен на стержень, Снабженный единственно Ногами и разумом и возможностью двигаться. Он вращается и указывает путь. Он бы мог помочь Дедалу в поисках заблудившегося Икара. И еще есть один хороший слуга — Линейка. Прямая, полная величия, Несгибаемая и всегда правдивая, Она всегда одинаковая, Бродит между двух богов — От Числа до Числа.