Шарль Перро
Шрифт:
Рабочий костюм Шарля был строг, и он поглядывал на щеголей с насмешкой и жалостью: ведь огромные накрахмаленные брыжи в кровь обдирали их шею. А локоны, завитые на клею, в дождь размокали и слипались.
Неожиданно ударили сильные морозы. Лед сковал Сену. Замерзли колодцы. В садах от холода лопнула кора деревьев. Некоторые вязы раскололись до самой сердцевины. Сильно пострадали парижские мостовые: от стужи потрескались даже камни. Птицы, которые никогда не залетают в города, — сойки, сороки — искали себе пропитание на улицах Парижа.
Торф для отопления продавался по двойной цене. В лавках нельзя было найти ни шкурок сурка или белки, ни даже простой овчины. Множество стариков и детей замерзли в своих жалких жилищах. Солдаты, которым приходилось стоять на посту, отмораживали ноги даже в теплых сапогах.
Зима положила конец королевским увеселениям. Поздней осенью двор вернулся в Париж и вот уже несколько месяцев отдыхал и собирался с силами для новой череды празднеств.
Накануне Нового года Шарль Перро в числе других членов Малой академии был наконец представлен королю.
Он следовал за Шапленом, опирающимся на палку. В длинных и гулких коридорах Лувра стук палки был хорошо слышен, и это нравилось знаменитому поэту. А Шарль пока еще робко двигался по дворцу, поражаясь роскоши и размерам королевской части дворца, хотя и в той, деловой части, где он работал, мебель тоже была не из дешевых.
Он шел мимо диванов, обитых красным атласом с золотыми кистями, мимо кресел с позолоченными изогнутыми ручками, пуфов с изящной отделкой. Занавеси на огромных окнах были тяжелые, с золотой бахромой, а в проемах между окнами висели картины и ковры, стояли античные скульптуры.
Молодой неискушенный придворный еще не знал, что эта роскошная мебель находится в Лувре по той простой причине, что все другие королевские дворцы пусты. А когда придет весна и двор начнет собираться в дорогу, мебель повезут в длинном, шумном поезде, а вместе с ней отправятся в путь плотники и другие мастера, которые расставят мебель в летнем дворце, выбранном в качестве королевской резиденции, подготовят все к приезду его величества.
Король, встречи с которым ожидал Шарль Перро, был поистине великим человеком. Александр Дюма в романе-хронике «Людовик XIV и его век» так писал о нем:
«…Эта смесь пороков и добродетелей, величия и слабости составила век, который в ряду времен занял первое место после века Перикла, после века Августа и после века Льва X, ибо Людовик XIV обладал удивительным инстинктом усваивать себе достоинства других, сосредоточивать в себе лучи, около него расходящиеся, потому что в противоположность с солнцем, которое он принял своей эмблемой, освещал не он — его освещали.
Людовик был маленького роста; придумав высокие каблуки и нося высокий парик, он достиг того, что казался высоким; то же самое надо сказать о Людовике в нравственном отношении: Тюренн, Конде, Кольбер, Летелье, Лувуа, Корнель, Мольер, Расин, Лебрен, Перро и Пеже возвысили его до высоты своего гения, и Людовика XIV называли великим королем.
Но что особенно замечательно в этом продолжительном царствовании, так это единственная мысль, в нем господствовавшая. Была ли она следствием гения короля или темперамента человека? Будучи неограниченным государем, преследовал ли он ее по расчету или покорялся ей по инстинкту? Этого никто сказать не может, этого, без сомнения, не знал и сам Людовик. Эта единственная мысль была единство правления…»
Вслед за Шапленом Перро вошел в королевский кабинет. Здесь членов Малой академии уже ждал Кольбер. Аббаты де Бурсе и Кассань присоединились к ним по дороге.
Король стоял у стены, завешенной тяжелым атласным с позолотой занавесом, в ряде мест подтянутым кистями, возле мягкого пуфа, изящные ножки которого были обтянуты атласным шелком. Кабинет украшали два широких камина и венецианские зеркала.
Людовик был без ливреи. Огромный кружевной воротник мягко облегал шею и падал на плечи. Искусно сшитый костюм подчеркивал все достоинства фигуры и скрывал недостатки. Никогда еще в глазах Перро мужской костюм не имел такой предельной ясности силуэта, такой графической четкости.
Король продолжал еще какое-то время говорить с Кольбером, потом последний сделал знак, чтобы гости приблизились.
Людовик величественно повернул красивую голову в высоком пышно завитом парике и одарил каждого из присутствующих улыбкой. Шарлю показалось, что король задержал на нем взгляд чуть дольше, чем на других, — но так казалось едва ли не каждому; это тоже было одно из достоинств короля.
Кольбер представил королю присутствующих. В «Мемуарах» спустя много лет Шарль Перро вспомнит слова, которые произнес тогда Людовик:
«Вы можете, господа, судить о моем уважении к вам уже потому, что я доверяю вам самую ценную для меня вещь — мою славу. Я уверен, что вы справитесь прекрасно; со своей стороны я постараюсь предоставить вам материал, который заслуживает того, чтобы с ним работали такие люди как вы».
…После этой встречи Шарль не раз встречался с королем. Он видел его в разной обстановке: и во время работы, и во время отдыха, игр или танцев. Во дворце и в театре, в зале и на воздухе, наедине и в группе. Но никогда больше у него не было такого ощущения счастья, как в этот день.
Шарль полностью отдался новой работе; его самолюбию льстило, что его слово значило теперь так много и одним росчерком пера он решал иногда судьбы людей.
В своих «Мемуарах» он с гордостью вспоминал о том, что было сделано им в это время:
«…Медаль союза со швейцарцами.
В это время прибыли швейцарцы, чтобы обновить союз с Францией. По этому поводу нужно было сделать медаль, и именно этой работой занялась наша зарождающаяся Академия. Аббат де Бурсе принял здесь наибольшее участие.