Шарлотта Бронте. Очерк жизни и творчества

Тугушева Майя Павловна

Прошло полгода, и мадам Эгер, оценив работоспособность сестёр Бронте, предложила Шарлотте место учительницы английского языка, а Эмили – преподавание музыки. Вместо платы они получали возможность столоваться и продолжать собственное обучение. Шарлотта и Эмили согласились, но из Англии пришли печальные вести. Умер от холеры Уэйтмен, всё ещё пребывавший в Хауорте, и заболела тётушка. Надо было срочно выезжать домой. Шарлотта и Эмили уже готовы были к отъезду, когда пришло второе письмо, извещавшее о смерти мисс Брэнуэлл, и они спешно отправились в путь. Эмили уже не вернулась в Брюссель. Шарлотта уезжала с надеждой снова увидеть своего Учителя. В Англии их ждала последняя воля тётушки Брэнуэлл, в соответствии с которой три сестры Бронте получали средства, достаточные, чтобы открыть собственную школу, когда Шарлотта завершит курс наук в пансионе Эгеров.

Итак, она вернулась в Брюссель, и Эгеры встретили её очень приветливо. Наступило счастливое время для Шарлотты – и удачливое. Она боялась не знающих строгой дисциплины девиц, но, к удивлению мадам Эгер, застенчивая, маленькая англичанка сумела достойно утвердить себя в классе.

Рано утром, до занятий, Шарлотта гуляла в прекрасном саду Эгеров и нередко встречала там хозяина, ухаживавшего за кустами роз. Он продолжал давать ей уроки французской литературы, она учила его английскому. Время от времени он дарил ей книги, очевидно, не придавая подаркам особенного значения, но для Шарлотты эти маленькие знаки внимания были началом неизведанных отношений, в которых она сама себе отвела роль послушливой и восторженной ученицы. Сначала в её преклонении не было ничего такого, что могло внушить опасения мадам Эгер. «Рисунком» своих отношений с её мужем Шарлотта воспроизводила тот романтический шаблон, который с лёгкой руки Гёте стал «бродячим» сюжетом в литературе и вызвал немало подражаний в жизни. Преклонение Миньоны перед Вильгельмом Майстером не только умиляло читательниц, оно казалось идеалом отношений мужчины и женщины. А разве сам Гёте и юная Беттина фон Арним, преданно устраивающаяся на скамеечке у ног великого Олимпийца, чтобы внимать его мудрым речам, не подали этот идеальный пример отношений Учителя и Ученицы грядущим поколениям романтически настроенных дев? Известно, например, что младшая современница Шарлотты Бронте, будущая американская писательница Луиза Олкотт избрала для себя роль Миньоны (если не Беттины) при Ральфе Уолдо Эмерсоне и тринадцати лет сочиняла в его честь возвышенные вирши и оставляла у порога Учителя букеты полевых цветов. Но Шарлотта Бронте полюбила Эгера, и это не укрылось от глаз супругов. И вот постепенно прекратились уроки литературы, затем уроки английского языка. Шарлотта с каждым днём чувствовала себя всё более одинокой. Учитель явно её избегал. На помощь ей приходило воображение. В мыслях она, очевидно, проживала волнующее развитие отношений, а так как действительность почти не давала ему пищи, оно питалось крохами воспоминаний о прежних разговорах и встречах. Она страдала. Как-то даже совсем решилась уехать и известила об этом мадам Эгер. Та сразу согласилась, но воспротивился мосье Эгер, он доказывал, что мисс Шарлотте надо ещё поучиться. Она послушалась, но легче ей не стало. В одном из писем этого времени она жаловалась на «монотонность и однообразие жизни», на «постоянное чувство одиночества среди множества людей» и даже на «лишения и унижения» 23 , которые приходится сносить молча. Так прошло несколько месяцев. У Эгеров родился пятый ребёнок. Мадам держалась с Шарлоттой холодно и отчуждённо. Она переменилась, однако, когда Шарлотта опять заявила о твёрдом решении покинуть пансион, стала самим дружелюбием; мосье, в присутствии супруги, сделал Шарлотте прощальный подарок, антологию французской поэзии. Они пожелали ей успеха на педагогическом поприще, и мадам проводила Шарлотту до Остенде. В январе 1844 года Шарлотта Бронте вернулась в Хауорт. В письме к Эллен она признавалась: «Я много страдала перед своим отъездом из Брюсселя. Думаю, сколь долго бы я ни прожила, я не забуду, чего стоило мне расставание с мосье Эгером. Мне так тяжко было причинить огорчение ему, такому истинному, доброму и бескорыстному другу» 24 .

23

E. Gaskell, v. I, p. 254.

24

E. Gaskell, v. I, p. 266.

Из писем к Эгеру: 25

«Июль 1844.

Я знаю, что сейчас не моя очередь писать, но миссис Уилрайт уезжает в Брюссель… и мне кажется, я не должна пренебречь этой благоприятной возможностью. Ах, мосье! Я однажды послала Вам не очень разумное письмо, потому что на сердце у меня было тяжело, но это больше не повторится, впредь я постараюсь не быть столь эгоистичной. И хотя Ваши письма одна из самых больших радостей моей жизни, я буду терпеливо ожидать их получения, ждать, пока Вам не захочется или не будет удобно написать мне…

25

Первые три письма воспроизводятся по книге: Peters Margot. The Unquiet Soul. The Biography of Charlotte Brontё; переводы уточнены по французским оригиналам в кн.: Winifred G'erin. Charlotte Bronte: The Evolution of Genius. L., Oxford university press, 1967. Четвёртое письмо цитируется по сб.: «Transactions and Other Publications of The Brontё Society, v. V. Bradford, 1919, p. 117–120.37

…Ничего я так не боюсь, как безделья, отсутствия занятия, летаргического сна способностей: когда тело бездействует, дух очень страдает…

…Я бы не знала этой летаргии, если бы могла писать. Прежде я писала целые дни, недели, месяцы, и небезрезультатно, ибо Саути и Колридж 26 – два наших знаменитых поэта, которым я посылала кое-что из написанного – весьма тепло выразили свое одобрение. Но сейчас зрение моё настолько ухудшилось, что писать я не могу. Если я себе позволю это, я совсем ослепну… Писательская карьера для меня закрыта – остаётся только педагогическая, а она мне не кажется столь привлекательной. Ну, ничего, я буду учительницей, и если не очень преуспею,

то не из-за недостатка трудолюбия…

26

Очевидно, Шарлотта имеет в виду сына знаменитого Сэмюела Тэйлора Колриджа, Хартли, которому Брэнуэлл посылал на суд свою поэму. Однако подтверждения тому, что Шарлотта обращалась к Хартли Колриджу за советом, не найдено.38

…Я не прошу Вас писать мне часто, потому что боюсь надоесть Вам своими письмами, но Вы слишком добры, чтобы забыть, как я этого хочу, а я очень хочу этого. Довольно. В конце концов поступайте, как считаете нужным, мосье. Если бы, получив Ваше письмо, я решила, что оно написано из жалости, – я бы чувствовала себя глубоко уязвлённой…

…Ещё раз до свидания, мосье. Неприятно говорить «до свиданья» даже в письме. О, я уверена, что однажды увижу Вас снова. Непременно, как только я заработаю достаточно денег, чтобы приехать в Брюссель, я приеду и опять, хотя бы на мгновенье, встречусь с Вами…»

«Октябрь, 24 1844.

…Я не собираюсь писать Вам длинно; во-первых, у меня нет времени, так как я сию минуту должна отдать письмо, и, во-вторых, боюсь обеспокоить Вас. Я хочу только узнать, получили Вы мои письма, отправленные в начале мая и в августе? Шесть месяцев я жду вести от мосье – и, знаете, шестимесячное ожидание длится очень долго. Но я не жалуюсь и буду сполна вознаграждена за то, что немного грустила, если Вы мне напишете маленькое письмецо и вручите его этому джентльмену или же его сестре…»

«8 января 1845.

…Когда человек не жалуется, когда он пытается тиранической рукой подавить свои чувства, они восстают и человек расплачивается за внешнее спокойствие внутренней борьбой, которая временами почти нестерпима.

Ни днём, ни ночью я не могу найти покоя и отдыха. Если я засыпаю, меня мучают тяжёлые сны, в которых я вижу Вас, всегда сурового, всегда печального, всегда негодующего…

Я знаю, что моё письмо вызовет у Вас раздражение. Вы опять скажете, что я экзальтированна, что у меня мрачные мысли и так далее. Пусть будет так, мосье, я не ищу себе оправданий, я готова выслушать любые упрёки. Я знаю только, что не могу, не хочу, я отказываюсь утратить дружбу моего учителя. Лучше мне испытать самую жестокую физическую муку, пусть только сердце не разрывается от жгучих сожалений…

Мосье, беднякам немного нужно для пропитания, они просят только крошек, что падают со стола богачей, но если их лишить этих крох, они умрут с голода. Мне тоже не надо много любви со стороны тех, кого я люблю. Я не знала бы, что делать с дружбой, принадлежащей мне целиком, мне одной, я к этому не привыкла. Но Вы проявили ко мне небольшой интерес, когда я была Вашей ученицей в Брюсселе, и я упорно хочу сохранить этот интерес – я цепляюсь за него, как цеплялась бы за жизнь…»

«18 ноября 1845 (?).

…Скажу Вам честно, всё это время я пыталась забыть Вас, ибо воспоминание о человеке, которого не надеешься когда-либо снова видеть и которого тем не менее так высоко ценишь, слишком раздражает сознание… Я делала всё возможное, чтобы занять ум, я совершенно отказалась от удовольствия говорить о Вас – даже с Эмили, но я оказалась не в силах побороть ни моих сожалений, ни моего нетерпения. А это так унизительно – не иметь контроля над собственными мыслями, быть рабой сожалений, воспоминаний, рабой навязчивой и господствующей идеи… Почему я не могу относиться к Вам так же дружески, как Вы ко мне, – не более и не менее? Я бы тогда была так спокойна, так свободна – я бы смогла без всякого усилия с моей стороны хранить молчание хоть десять лет…

…Когда я перечитала это письмо, оно показалось мне довольно мрачным, но, – простите меня, мой дорогой хозяин, – пусть не раздражает Вас моя печаль, ибо, как сказано в Библии, «от полноты сердца глаголют уста», и мне, действительно, трудно быть весёлой, если я думаю, что больше никогда не увижу Вас…

Ш.Б.»

На полях этого письма её учитель записал фамилию и адрес своего сапожника.

Когда супруги Эгер прощались с Шарлоттой, они предложили переписываться. Мосье был готов помочь своей ученице советом во всём, что касалось её замысла открыть собственную школу. Более того, супруги пообещали прислать одну из своих дочерей для изучения английского языка, когда дело будет как следует поставлено. Сама Шарлотта с энтузиазмом предалась мечтам о школе, очевидно, и потому, что школа обещала постоянную связь с мосье Эгером, более или менее постоянную переписку с ним. Положение дел в Хауорте отрезвило её. Отец почти ослеп, Эмили читала ему газеты, вела его переписку, а кроме того, занималась хозяйством, но в определённые часы дня она затворялась в бывшей детской, которая стала её комнатой, и очень не любила, когда нарушали её уединение. Она писала стихи. Брэнуэлл, которого за пьянство и некоторые упущения по службе уволили с железной дороги (его литературные дерзания, подобно надежде стать художником, не увенчались успехом), и Энн служили, соответственно, учителем и гувернанткой в богатом семействе Робинсонов. Энн по-прежнему мечтала о собственной школе, но как оставить отца? Шарлотта решила открыть небольшой пансион в Хауорте, в самом пасторском доме. Они потеснятся, но всё же осуществят свой замысел. Она горячо взялась за дело, были напечатаны и разосланы друзьям проспекты с просьбой подыскать учениц, но желающих не нашлось. Потекли однообразные дни в зимнем Хауорте, томительные из-за ожидания писем, но только, по-видимому, однажды пришла весть от мосье Эгера – ответ на её «не очень разумное письмо». Ответ был суров, мосье не мог скрыть своего неудовольствия. Не таких писем он ждал от мисс Шарлотты…