Шайтан-звезда (Часть 1)
Шрифт:
– Вернемся, о Ади, - немедленно согласился я, потому что и впрямь наступило время возвращения.
Девушка решительно повернулась и снова шагнула в воду реки, чтобы переплыть ее и вернуться к своим подругам.
И тут Ади произнес стихи!
Ибо если благородному арабу приходят на ум стихи, он обязан поделиться своей радостью с друзьями и произнести их!
И вот эти стихи:
Явилась она, как полный месяц в ночь радости, И члены ее нежны, и строен и гибок стан.
Зрачками прелестными пленяет людей она, И алость ланит ее напомнит о яхонте.
И темные волосы на бедра спускаются смотри, берегись же змей волос ее вьющихся.
Услышав первый бейт, девушка застыла, словно
– Прибавь, о Ади!
– потребовала она.
И он прочитал другие стихи:
О девушка, ловкость ее воспитала! У щек ее солнце свой блеск занимает.
Явилась в зеленой рубашке она, Подобной листве, что гранаты скрывает.
И молвили мы: "Как назвать это платье?", Она же в ответ нам сказала прекрасно:
– Мы этой одеждой пленяли сердца и дали ей имя "пленяющая сердца".
– Прибавь, о Ади...
– прошептала девушка.
– Очередь - за тобой, о госпожа, - возразил он.
И, к огромному нашему удивлению, дочь франка ответила арабскими стихами:
Награди Аллах возвестившего, что вы прибыли! Он доставил мне наилучшее, что я слышала.
Будь доволен он тем, что порвано, подарила бы Ему душу я, что истерзана расставанием.
– Тебя слишком взволновали стихи, о госпожа!
– воскликнул Ади, ибо и в голосе девушки, и в ее взгляде было какое-то безумие, еще не буйное, но, во всяком случае, непонятное и необъяснимое.
– Если мы тому виной, то мы оставим тебя и возвратимся к нашим всадникам, а ты...
– Нет, постойте!
– девушка не произнесла эти слова, а скорее выкрикнула, и вскрик этот был подобен тому, что издают раненые.
– Побудьте со мной еще немного, поговорите со мной, о дети арабов! Ведь я так давно не слышала стихов на этом языке! ..
– Ты приказываешь, мы повинуемся, о госпожа, - отвечал Ади, весьма удивленный.
– На голове и на глазах, - подтвердил нашу покорность я.
– Кто научил тебя нашему языку, о госпожа?
– За мной ходила пленная сарацинка, она учила меня арабскому языку и рассказала о Аллахе, - объяснила девушка.
– И она читала нараспев стихи, равных которым я нигде и никогда не слышала. О Ади, о Джабир, если бы вы знали, какую тоску будили в моем сердце эти стихи! А окончив их, Зейнаб говорила: "О доченька, ты родилась в землях, где не знают толка в женской красоте, достоинствах и совершенствах! Но ты вырастешь, и мы уедем туда, где не приходится весь год кутаться в звериные шкуры, где никто не вешает на стены толстые ковры лишь потому, что от стен тянет холодом, где красивые женщины ходят в легких шелках, звеня запястьями, и купаются в водоемах, вода которых благоухает розами! Мы уедем туда, где поэты соревнуются, кто лучше опишет красавицу, и лучшему из них повелитель правоверных дарит кафтан со своего плеча! Здесь нет для тебя достойного мужа, клянусь Аллахом! " И она плакала, и ругала наших мужчин, которые бьют своих жен, даже самые знатные из них, и тосковала по своей родине.
– Что стало с ней, о госпожа?
– одновременно спросили Ади и я, хотя ответ был нам ясен, ибо тоска по родному дому убивает.
И не напрасно рассказывают, что когда Аммар Ясир, верный и преданный, бежал из Мекки в Медину, то пророк, да благословит его Аллах, после первых приветствий спросил о Мекке:
– В каком состоянии ты покинул Мекку и ее долины?
– Деревья в Мекке зазеленели, - отвечал Аммар Ясир, - воды прозрачны и воздух чист.
– Да успокоятся сердца!
– воскликнул пророк.
– Не говори больше о красотах Мекки, ибо огонь в моем сердце все еще не улегся.
Мы рассказали это предание девушке, и она одобрила его.
–
– И я стала тосковать так же, как тосковала она. Я хотела ходить босая по разноцветному мрамору, которым выложены края водоемов, и бегать в саду среди цветов, и слушать из-за занавеса длинные сказки, ради которых в женские покои приглашают лучших рассказчиков, и чтобы в сказках непременно были и любовь, и разлука, и расставание, и сближение...
– Пойдем с нами, о госпожа!
– пылко воскликнул Ади.
– Ты будешь жить такой жизнью!
– Не могу, - вздохнула она.
– Ибо я - христианка, а вы - мусульмане. Я не должна изменять своей вере.
И возразить тут было нечего.
Мы не так хорошо знали богословие, чтобы доказать преимущества Корана, да и она, будучи женщиной, не настолько разбиралась в вопросах своей веры, чтобы спорить о ней.
– Как звать тебя, о госпожа?
– спросил Ади.
Она задумалась.
– Я не хочу говорить тебе свое имя, поскольку тогда ты поймешь, чья я дочь, а вы с ним враги, - вполне разумно ответила она.
– Зови меня Абриза, о Ади, как звала меня моя Зейнаб, мне нравится это имя и я готова на него откликаться! А имя, которым меня окрестили, мне вовсе не нравится.
– Если бы ты позволила увезти себя, о госпожа, и если бы ты перешла в нашу веру, то получила бы наипрекраснейшее имя, - сказал Ади.
– Ты звалась бы Камар аз-Заман...
– Ибо ты воистину достойна зваться Луной времени, - подтвердил я. Клянусь родинкой, что украшает твою овальную щеку...
– Сколько мне пришлось вытерпеть из-за этой родинки, о Джабир! воскликнула Абриза.
– Когда я только родилась, моя тетка Бертранда, которой отец доверил следить за моим кормлением и воспитанием, увидела эту родинку и сказала: "О несчастье, на лице у ребенка - метка дьявольского когтя! " И она до сих пор уверена, что мне покровительствуют какие-то зловредные демоны. А я никаких демонов в глаза не видела и не слышала, о Ади, о Джабир!
– Кого ты имеешь в виду, о Абриза?
– осведомился я.
Она объяснила. Речь шла об ангелах Аллаха, восставших против него и низвергнутых в преисподнюю. Христиане, как и мы, слышали это предание и передавали его, но иначе. Во-первых, они не знали, что взбунтовался лишь один из ангелов, Иблис. Во-вторых, они неверно назвали причину. Всякий скажет, что Иблис не пожелал поклониться Адаму, за что был проклят Аллахом и изгнан из рая, однако перед изгнанием попросил у Аллаха права совращать с праведного пути потомков Адама, и Аллах разрешил ему совращать тех, которые сами последуют за ним. А они выдумывают, будто на небесах произошло целое сражение, да не облегчит Аллах их участь. Впрочем, чего и ждать от тех, кто поклоняется сотворенному?
– Нет, на твоем лице я не вижу меток Иблиса, и ни один шайтан не прикасался к нему когтем, - сказал Ади.
– И если бы кто-либо сказал при мне такое, я вколотил бы ему эти слова обратно в глотку, клянусь Аллахом!
– Как бы я хотела, чтобы вы оба пошли со мной вместе, и жили бы поблизости, и мы могли бы встречаться...
– с тоской произнесла Абриза.
– Это невозможно, о госпожа, - с такой же тоской прошептал Ади.
– Ибо мы - правоверные, а ты - христианка.
– Пусть так!
– воскликнула она.
– Но эта ночь, о Ади, принадлежит нам троим! Давайте переберемся на тот берег, к костру, где меня ждут мои девушки, и расстелем скатерть, и угостимся, и выпьем вина! Я знаю, что вино для вас запретно, но ваш Аллах простит вам за то, что вы так меня утешили, о Ади, о Джабир!