Шайтан-звезда (Часть 2)
Шрифт:
– Вы вошли в город?
– спросил Хабрур, немедленно кладя руку на холку и повод ближайшего к нему коня.
– Мы вошли в рабат, и горожане приветствуют нас, а люди Джубейра ибн Умейра отступили в медину, но мы захватили их арбалеты, и мы уже простреливаем тяжелыми стрелами улицы медины, так что скоро путь к дворцу будет открыт! Но чтобы старого царя и царевича Мервана не вывезли из Хиры, мы должны немедленно встать у городских ворот!
– отвечал всадник, а когда он окончил свою речь, все спасенные уже сидели на конях и разбирали поводья.
– Мы безоружны, о друг Аллаха!
– сказал Хабрур.
– Мы взяли для вас луки со стрелами и ханджары на поле боя, о Хабрур! тут всадник показал рукой себе за спину, туда, где была разгромлена погоня, и проговорил нараспев: - Это был славный бой, который делает седым младенца и плавит своим ужасом каменную скалу!
– Так давай их сюда, во имя Аллаха!
Пока разбирали привезенное оружие, Хабрур обратился к Хашиму:
– Твои люди неплохо потрудились, о шейх! Пусть они сядут на верблюдов и сопровождают женщин в Хиру. Там вам всякий скажет, где царский дворец. Езжайте не торопясь. Но если вы увидите по дороге что-то подозрительное...
– Караван, который собран впопыхах и удаляется от Хиры, о почтеннейший? уточнил Хашим.
– Посылайте гонца к аль-Асваду, а сами преследуйте его, и если получится - то скрытно!
– велел Хабрур и подбоднул коня стременами.
Джейран стояла, опустив руки.
У нее было такое ощущение, будто она никому здесь больше не нужна.
Дело было задумано и свершено.
Опасность миновала.
Мальчики радовались будущей добыче.
Абриза, держа под уздцы своего коня, смотрела вслед всадникам с мечтательной улыбкой, и ее лицо было прекрасно.
– Ничего, о звезда, твои желания осуществятся, - негромко сказал Хашим. Клянусь собаками. Тебе сопутствует удача, о звезда.
Джейран вздохнула.
* * *
– Разве у нас сегодня траур, о почтеннейшие?
– гневно говорил Ади аль-Асвад.
– С чего это вы взяли, что нужно отменить сегодня трубы и барабаны, возвещающие срок молитвы?
Он стоял перед склонившимися старцами в одной нижней рубахе и шароварах, а Джеван-курд держал распяленную на руках джуббу из плотного черного шелка - наряд, вовсе непригодный для езды под палящим солнцем, но призванный подчеркнуть величие своего знатного владельца.
Парчовый халат, в который ради утонченной насмешки нарядили аль-Асвада перед казнью, валялся у его ног.
– Ради Аллаха, сократи эти речи!
– сказал ему аль-Мунзир, который, как Джеван-курд, держал наготове темно-красную перевязь, уложив на сгиб локтя уже прилаженный к ней ханджар в ножнах.
– Сейчас они побегут и прикажут дворцовым трубачам трубить! И если срок очередной молитвы не будет возвещен, пока ты надеваешь царскую одежду, то, клянусь Аллахом, они будут раскаиваться из-за того, чего не совершили!
– Они вообразили, будто у них траур!
– раздалось из-под шуршащей джуббы, которую Джеван, смешно встав на цыпочки и зачем-то вытянув шею, поторопился накинуть на голову аль-Асваду.
– Траур по пятнистой змее, что ли, решили они объявить?
– Твой отец до сих пор не найден, о Ади, и брат - тоже, - напомнил аль-Мунзир.
– И твой отец настолько обременен годами, что всякое волнение для него губительно.
– Вот уж по кому я охотно надел бы траур, так это по моему братцу! воскликнул аль-Асвад, выпрастывая голову из выреза джуббы, а руки - из широких и коротких рукавов.
– По его милости ношу я эту проклятую маску!
Аль-Мунзир высоко поднял перевязь, надел ее на своего названного брата и расправил на правом плече. Аль-Асвад попробовал левой рукой, каково опираться на рукоять ханджара, и отвел ее немного назад.
Старцы во все глаза смотрели на него, и на их лицах было написано великое подозрение: хотя носящего золотую маску окружали известные им люди, Хабрур ибн Оман, Джеван-курд и Джабир ибн Джафар аль-Мунзир, но с трудом верилось, что под маской - старший сын царя.
Красная перевязь прижала выпущенные из-под черного же тюрбана длинные кудри аль-Асвада, которые блестели на изгибах завитков не хуже дорогого китайского шелка. Ади высвободил волосы и вскинул голову, чтобы они легли естественно и красиво.
– Теперь пусть приходят!
– распорядился он.
Хабрур ибн Оман встал рядом с ним, держа перед собой обнаженный ханджар, острием вниз. С другой стороны встал аль-Мунзир, тоже достав ханджар из ножен. Джеван-курд вышел несколько вперед, но встал несколько иначе боком к аль-Мунзиру, держа ханджар на плече.
Но первым вошел человек, которого бояться никак не следовало, - Джудар ибн Маджид, верный, надежный, сохранивший войско аль-Асвада. За ним шло четверо воинов, залитых в кольчуги.
– Начальники конных разъездов вернулись и клянутся, что след потерян! доложил он.
– Не унесли же их ифриты и джинны!
– воскликнул Ади.
– Что я должен думать о дворцовой службе? Сейчас они ползают передо мной на животе и утверждают, что мечтали о моей победе! И они же не заметили, как ровно два часа назад из дворца исчезли эта пятнистая змея, Хайят-ан-Нуфус, мой драгоценный братец и мой несчастный отец, уже не отличающий горькое от кислого и сладкое от соленого! Когда наконец приедет твоя мать, о аль-Мунзир?
– Не раньше завтрашнего дня, - отвечал Джабир.
– Я послал за ней людей с наилучшими махрийскими верблюдицами.
– Пусть сразу же приступит к своим обязанностям!
– тут аль-Асвад заметил, что перепуганные старцы, по милости которых дворцовые барабанщики и трубачи не возвестили городу со стен дворца срока очередной молитвы, так и не двинулись с места. Джабир проследил направление его взгляда и шагнул к ним, приподнимая ханджар.
– Горе вам, вы еще здесь?!?
– прорычал он. И сразу же загородил широким плечом аль-Асвада от вкатившегося в зал непонятного и огромного пестрого клубка.