Шайтан-звезда (Часть 2)
Шрифт:
– Здесь, за этих коврах, царевич Мерван овладел мной, а я лежала, одурманенная банджем, и не могла сопротивляться!
– раскрасневшись от стыда и ярости, объяснила Абриза Джейран.
– А эти жирные мерзавцы наверняка помогали ему! Веди нас в покои царицы! Теперь уж я разберусь, кто был виновником всех бедствий!
Джейран, растерявшись, покорно шла за Абризой, которая уже вела себя в хариме как полновластная хозяйка.
Евнухи, пятясь перед ней, пытались убедить ее остаться в приготовленных комнатах, соблазняя их роскошью, но красавица и слушать ничего не желала.
– Идем,
– звала она.
– Нам нужно поскорее умыться, на мне десять ритлей пыли и грязи, я вся пропахла конским потом и этой безобразной кольчугой! Вот уже второй раз я путешествую по самому солнцепеку в кольчуге, и хотя арабская куда легче франкской, я все равно чуть не испеклась в ней и каждую минуту готова была лишиться сознания!
Джейран, пальцы которой сами тянулись к ушам, чтобы заткнуть их и избавить от пронзительного голоса Абризы, сильно усомнилась в том, что эта женщина способна лишиться сознания, но спорить не стала.
– Лучший из городских хаммамов очищен от посетителей, так что вы можете сразу же поехать туда, - вставил евнух.
– Поедем, о Абриза!
– обрадовалась Джейран.
– Я сама разотру и разомну тебя! А тем временем нам приготовят другие комнаты.
– Но придется немного подождать, пока для вас оседлают мулов, о владычицы красавиц, и пошлют стражу прогнать людей с улиц, и потом я сам поеду проверить, все ли купцы закрыли свои лавки и нет ли среди горожан подглядывающего...
– уже предчувствуя, к чему приведут все эти предосторожности, заговорил евнух.
– Разрази тебя гром Господень!
– воскликнула Абриза на языке франков, который она теперь вспоминала лишь при подобных обстоятельствах, и обратилась к Джейран уже на языке арабов: - О сестрица, этот человек поклялся уморить нас!
– Может быть, мы можен привести себя в порядок здесь?
– спросила Джейран.
– Если нам принесут тазы и ведра с горячей водой...
– Довольно с нас тазов и ведер!
– возразила Абриза.
– Если бы ты знала, о сестрица, как они надоели мне в Афранджи, когда за целую долгую зиму мне удавалось помыться три или четыре раза! И, как я ни расчесывала себе волосы, все равно в них и в одежде заводились вредные насекомые. Если бы ты знала, как мы прогоняли слуг с кухни, и закладывали окна всем, что могли найти, и кипятили большие котлы с водой! Если бы ты видела ту гнусную лохань, в которую я забиралась и сидела в ней так, что мой нос упирался в мои колени! А потом, когда я кое-как промывала волосы, меня ополаскивали, и вытирали, и я натягивала на влажное тело эти мерзкие шоссы...
– Что ты натягивала, о сестрица?
– Джейран впервые назвала так Абризу и сама ощутила в собственном голосе некую фальшь. Она вовсе не хотела, чтобы эта заносчивая красавица была ее сестрицей и делила с ней любовь аль-Асвада!
– Шоссы, и я больше всего на свете хотела бы забыть это слово!
– с неподдельной искренностью отвечала Абриза.
– Вообрази, что под платьем на тебе надет широкий теплый пояс, и ты натягиваешь нечто вроде чулок, но только из плотного сукна, которые доходят чуть ли не до живота, и сверху привязываешь их края к этому поясу, чтобы они с тебя не скатились.
– Но это же страшно неудобно!
– возмутилась Джейран, которая привыкла ходить в сафьяновых туфлях на босу ногу.
– А кто говорит, будто это удобно? Разве женщины носили бы эти ужасные шоссы, если бы у них был иной способ согреться? Когда ты ложишься в постель, то в спальне еще тепло. Но когда ты просыпаешься - то страшно вылезти из-под одеяла. Когда я приехала в земли арабов, то просто ожила! Знала бы ты, о сестрица, что меня больше всего поразило? Даже самые бедные женщины стараются купить себе шелковое платье! И мужья дают им на это деньги!
– И что же ты обнаружила, когда купила шелковое платье, о сестрица?
Абриза рассмеялась.
– Я еще в Афранджи слыхала, что вредные насекомые не любят шелка, сказала она, - но это было вроде историй про дерево, на котором растут живые ягнята, а из их шерсти ткут тонкие ткани. Разве бывает так, чтобы нити пряли червяки? Ведь тогда они получатся не прочнее паутины!
– Говорят, что когда Аллах великий вывел Адама из рая, то он вынес оттуда четыре листа, чтобы прикрыться ими, - сказала Джейран.
– И они упали на землю, и один из них съели черви - и сделался из него шелк, а другой съели газели - и сделался из него мускус, а третий съели пчелы - и сделался из него мед, четвертый же упал в Индию и возникли из него пряности. Так что, наверно, все дело в том, какую пищу получают эти червяки. Благодарение Аллаху, теперь нам надолго хватит шелковых платьев, платков и покрывал!
– Клянусь Аллахом, я никогда больше не надену эти проклятые шоссы и не буду мыться в лохани!
– весело воскликнула Абриза.
– И я очень удивлюсь, если во дворце царей Хиры найдутся хотя бы одни шоссы!
Джейран вздохнула. Вот уже в который раз красавица намекнула, что она будет жить в этом самом дворце. И не требовалось особой сообразительности, чтобы догадаться, кого из них двух аль-Асвад будет любить крепче и пламеннее.
Любовь аль-Асвада... а что это такое?..
Джейран знала лишь то, что у него пылкий и гордый нрав, нрав истинного сына арабов, что превыше всего он ставит верность слову, а о прочих его качествах она могла лишь догадываться.
В тот единственный миг, когда она, стоя на помосте, увидела его лицо под позорным колпаком, она не могла оценить, красиво это лицо или же нет. Ее больше волновало, сможет ли она без помех сорвать с пояса гибкий клинок и передать ему. Потом она видела, как он сражался!
Но воспоминание о том побоище не вызывало в ее душе волнения, подобного тому, которое внушил ей Маймун ибн Дамдам.
А она хотела повторить именно то волнение и предвкушение близости, ощутить именно те стремительные и вызывающие испарину приливы крови к сердцу!
Нечто похожее было в пещере, когда она помогла аль-Асваду снять золотую маску и впотьмах умыла его лицо.
И получалось, что подлинную страсть в Джейран вызывал не мужчина, прекраснейший среди сынов арабов, невзирая на черноту лица, а некий безликий образ, являющий себя лишь в прикосновении!
Джейран никогда не слышала о том, что такое возможно. О любви она знала от других банщиц и из сказок которые слушала у дверей хаммама. Всюду едва ли не главной причиной любви была красота лицо и тела.