Шайтан-звезда (Часть 2)
Шрифт:
– Нет, о почтенные, я обошелся бы без таких почестей. Но кем я буду, если проявлю неблагодарность?
– А разве может идти речь о благодарности по отношению к шайтану? имам внезапно возвысил голос, и без того зычный и властный.
– О дети арабов, о правоверные, Отец горечи вовлек вас в ловушку! Горе нам, Аллах испытывает нашу веру - и не находит в наших сердцах стойкости!
Ади опустил голову.
– Если ты хочешь сдержать слово и жениться на этой женщине, то сделай это, о повелитель Хиры!
– обратился имам к аль-Асваду.
– Ибо, я повторяю, мужчине дозволено жениться на женщинах, еще не принявших
Ади быстро повернулся к аль-Мунзиру.
И Джейран поняла, что творилось сейчас в голове молодого царя.
Он действительно не давал слова вознаградить мальчиков и Хашима за свое спасение. Ему просто не пришло в голову, что в разгар сражения нужно давать подобные клятвы. И он не знал, как ответить сейчас имаму, чтобы это не было ложью.
– О Ади, о сынок, с каких это пор богословы вмешиваются в дела воинов? громко спросил Хабрур ибн Оман, чтобы выручить питомца.
– Если бы ты нанял людей любой веры для своих дел, а потом расплатился с ними и отпустил их восвояси, разве это следовало бы обсуждать знатокам Корана и преданий? О сынок, все обстоит очень просто - твоя невеста наняла их, и они выполнили то, за что им нужно заплатить, и забудем об этом!
– Если бы ты нанял евреев, или индийцев, или даже зинджей, или проклятых франков, которые грабят мечети, я сказал бы то же самое, о повелитель Хиры!
– возвысил голос имам.
– Недостойно правоверного не рассчитаться честно с иноверцем за сделанное дело или за купленный товар! Но сам Иблис, повелитель шайтанов, подстроил, чтобы ты был возведен на престол его отродьями! Сам Иблис, Отец горечи, требует от тебя дани!
Он повернулся к Джейран.
– Тебя обманули, воспользовавшись твоей любовью, о женщина! Мы ни в чем не виним тебя, ибо и пророк был снисходителен к ущербным разумом! Ступай в харим!
Имам приказывал, осознавая, что молчание аль-Асвада как бы наделило его на эти мгновения царской властью. Но Джейран осталась стоять, прижимая к себе Джарайзи.
– Ступай, о любимая, - негромко приказал и аль-Асвад.
– Один раз ты уже избавила меня от позора неисполненной клятвы. Доверши свои благодеяния оставь нас!
– Замечательно, прекрасно, о аль-Асвад!
– воскликнула Джейран, ибо только этих слов жениха и недоставало, чтобы ввергнуть ее в пламя бешенства.
Ты полагаешь, что я снова сделаю все, что окажется в моих силах, лишь бы не оказалось, что ты - клятвопреступник? И ты полагаешь, что я откажусь от своих людей ради места в твоем хариме? С меня довольно! Отпусти меня и моих людей! Мы возьмем в этом городе то, что считаем своей добычей, и уйдем! А в жены ты возьмешь ту, которая не станет губить свою душу и возглавлять войско шайтана, чтобы спасти тебя из-под топоров палачей!
При этом она почему-то подумала об Абризе.
– Успокойся, не кричи, о женщина!
– обратился к ней имам, и подошел, и увидел синие знаки на ее щеке, и протянул к ним руку, другой рукой как бы прикрывая свои глаза, чтобы не видеть более такого непотребства.
– О правоверные! Шайтан и ее пометил своим когтем!
– Сейчас я тебя самого помечу когтем!
– крикнула девушка, занося руку.
– О Джейран, ты все погубишь!
– с такими словами бросился ей наперерез Хабрур ибн Оман, но лучше бы он не делал этого. С неожиданной для себя ловкостью Джейран извернулась. сильно ударила его по руке и ловко ухватила за рукоять взлетевший в воздух ханджар.
Ее никто не учил владеть оружием, но желание пробиться к мальчикам и вывести их из этого проклятого дворца было настолько велико, что клинок обрел в руках Джейран стремительность молнии.
Она взмахнула - и половина белого тюрбана, украшавшего бритую голову имама, свалилась наземь.
Даже не удивившись остроте и прекрасной заточке клинка из наилучшей индийской стали, равную которой еще не научились варить мастера Дамаска, даже не изумившись, откуда ее правая рука знает этот удар с оттягом, Джейран пробежала через зал и вскочила на возвышение в михрабе. И сразу же рядом оказался Джарайзи.
Имам же, ошеломленный свистом клинка, так и остался стоять, держась за голову и ощупывая ермолку, надетую под тюрбаном. Удар был настолько точен, что клинок срезал с ермолки верх, кожи головы, однако, не коснувшись.
– Отойдите все от нее!
– кричал Хабрур ибн Оман.
– Мы должны уладить это дело миром! Пусть она возьмет своих людей и уведет их!
– Мы не можем отпустить ее!
– возразил Ади аль-Асвад.
– Она непременно должна стать моей женой и войти в харим!
– Но это значит, что ее люди будут погублены! Разве ты не понимаешь этого, о сынок?
– в отчаянии спросил Хабрур.
– Если ты совершишь это, то дети арабов скажут: "Умерла благодарность среди людей! "
– Пусть уходит вместе со своими людьми!
– вмешался аль-Мунзир.
– Хира не простит царю, если он женится на той, что запятнала себя! Пусть она сейчас уйдет - а потом мы что-нибудь придумаем! ..
– Я дал слово, о враги Аллаха!
– воскликнул аль-Асвад.
– О Джейран, опусти ханджар и повинуйся! Тебя никто не принуждал тогда, в пещере, согласиться войти в мой харим! Ну так и выполняй уговор!
– А кто ты такой, чтобы женщина пожелала войти в твой харим?
– громко осведомилась Джейран.
– Ты не повелитель правоверных Каира, Багдада или хотя бы Дамаска! В твоем дворце нет даже хаммама, чтобы женщины, которых ты будешь посещать, не воняли подобно верблюду!
Эта короткая, но страстная речь вызвала потрясенное молчание.
– Бери себе в жены дочерей франков, и вводи их в свой харим, о несчастный, и пусть они восхищаются тобой!
– продолжала разъяренная Джейран.
– У них в Афранджи халиф не имеет в своем дворце такого отхожего места, как у тебя в казарме! А моются они два раза в год, когда уже не знают спасения от насекомых! А ну, расступитесь! Я хочу забрать своих людей и уйти! Мне нужны лишь мои люди и моя добыча, клянусь Аллахом!
Вдруг она вспомнила про Хабрура ибн Омана.
– И если ты, о скверный, причинишь хоть малейшее зло этому человеку, я вернусь - и царский дворец Хиры сделается для тебя тесен!
– она указала острием ханджара на онемевшего наставника и так взмахнула клинком, что испытанные в битвах мужи расступились, давая ей проход.
– Веди меня, о Джарайзи!
Но навстречу ей выскочил Юнис аль-Абдар.
– Аллах простит мне много грехов, если я погублю тебя, о несчастная! Из-за тебя и от рук твоих людей пострадали мои молодцы!