Шайтан-звезда (Часть 2)
Шрифт:
Ее стихи о любви к аль-Асваду, рожденные ею на скаку, повторяло нараспев все войско!
И она видела, что войско как бы несет ее, прекраснейшую из женщин, с этими великолепными стихами, в дар своему повелителю, прекраснейшему и отважнейшему из мужчин!
Этот мужчина ради нее поднял мятеж, и рисковал своей жизнью и жизнями своих верных, и сражался, и скрывался, и, лишенный всего, кроме достоинства и благородства, с горсточкой людей бросился на безнадежный приступ, чтобы освободить ее!
И все вокруг было прекрасно - отчаянная отвага аль-Асвада, и сжигающая
А ведь Абриза сама знала про себя, что особенно чувствительна к красоте и болезненно ощущает ее отсутствие.
Теперь же ее нашла наконец мать - и мать тоже была прекрасна, и ее зрелой красоте была в землях арабов лишь одна соперница - дочь, Шеджерет-ад-Дурр, Абриза.
А то, что лежало на всем этом великолепии, как сальное пятно на дорогом наряде, ушло, исчезло, пропало навеки.
Абриза вздохнула с облегчением, когда бесноватое войско, не признававшее Аллаха и его посланника, убралось из Хиры, и несуразная невеста аль-Асвада - с ним вместе. И возблагодарила Бога за то, что достигла этого, не осквернив уст ложью.
Но Шакунта напомнила ей о нелепой сопернице.
– О доченька, - сказала она, держа в каждой руке по дюжине дорогих ожерелий, пока Абриза раскидывала перед ней шелковые и парчовые наряды, а где же ожерелье с черными камнями, которое я надела на тебя той ночью?
– А разве оно тебе нужно, о матушка?
– удивилась красавица.
– У нас сегодня день радости, а не день скорби, зачем нам ожерелье с черными камнями?
– И все же я хотела бы, чтобы ты его носила, - Шакунта усмехнулась, вспомнив ту свою злость на Саида, которую ожерелье усилило многократно. Не каждый день, разумеется, но в некоторых случаях...
– Так вышло, о матушка, что я подарила его, - призналась Абриза.
– Кому же ты подарила его?
– встревожилась Шакунта.
– Скажи - и мы его выкупим!
– Боюсь, что у нас нет к нему больше пути.
– Я нашла это ожерелье, когда к нему воистину не было пути! А ты рассталась с ним недавно.
– О матушка, это ожерелье доставило мне столько неприятностей! .. плачущим голосом сказала Абриза.
– Из-за него тетка Бертранда попрекала меня с тех самых пор, как я себя помню! Она говорила, будто я лишила его силы! Всяий раз, глядя на него, я вспоминала тетку Бертранду, будь она неладна! А как оно попало к тебе, о матушка?
– Как оно попало ко мне?..
– Шакунта вздохнула.
– Это длинная история. И я расскажу ее тебе, когда слово, которое я дала, будет выполнено. Так у кого же ожерелье? Раз оно вызывает у тебя плохие мысли, ты никогда больше его не увидишь, но мне оно необходимо. Ведь нам удалось вернуть ему силу...
И замолчала, сообразив, что без помощи того, кого она привыкла звать Саидом, ожерелье так бы и осталось лежать в шкатулке евнуха Шакара...
– Я отдала его той девушке, которая спасла от смерти Ади аль-Асвада, отвечала
– Все делали ей подарки, а у меня не нашлось ничего иного...
– Что же это за девушка и как нам ее найти, о доченька?
– не унималась Шакунта.
– Зовут ее Джейран, а где ее теперь искать, наверно, не скажет никто. Вот если бы она ходила с открытым лицом - ее знал бы весь город!
– Джейран...
– Шакунта задумалась.
– Так что же у нее с лицом?
– Во-первых, у нее на левой щеке написано "звезда аль-Гуль".
– Странная надпись. Но разве это нельзя смыть?
– Буквы как будто выложены синей шерстяной ниткой под кожей, о матушка! Я никогда раньше такого не видела, клянусь Аллахом! А во-вторых, она сильно отличается от здешних женщин. Больше всего она похожа на мою двоюродную сестру Берту... то есть, я все эти годы считала Берту своей двоюродной сестрой... Она тоже высокого роста, с худым лицом, нос у нее короткий и немного вздернутый, волосы русые, а глаза - серо-голубые, о матушка. Ты же знаешь, что для арабов все это - признаки уродства! Как странно - а ведь в Афранджи Берту считали красавицей...
– Но если ее привезли из Афранджи, откуда у нее такое имя?
– Я не знаю, о матушка, - отвечала Абриза, которая действительно не задумывалась над несоответствием имени и внешности банщицы.
– Сама она сказала, что выросла среди бедуинов, а потом ее отдали вместо платы хозяину хаммама.
– А не сказала ли она, кто ее мать?
– задала Шакунта уж вовсе нелепый и неожиданный с точки зрения Абризы вопрос.
– О матушка, а какое нам дело до матерей банщиц?
– искренне удивилась красавица.
– И какая еще могла бы быть мать у Джейран, как не жительница пустыни и собирательница сморчков на песчаных холмах?
– Джейран...
– повторила Шакунта.
– Бедная Джейран... Бедный подкидыш! Так, значит, ты ее отблагодарила за спасение аль-Асвада ожерельем? Начертал калам, как судил Аллах! Это было проявлением его справедливости... Она заслужила это ожерелье. И пусть она им владеет!
Абриза удивилась было неожиданным заслугам Джейран, но сообразила, что в Хире наверняка уже толкуют возле всех колодцев о том, как был спасен от казни Ади аль-Асвад, и хвалят Джейран, не подозревая, какая суматоха была во дворце из-за нее и ее бесноватого войска.
Очевидно, связь между Абризой и Шакунтой, впервые, по сути дела, увидевшими друг друга, воистину была связью матери и дочери, поскольку проявилась в чтении мыслей.
– А ты хочешь стать женой аль-Асвада, о доченька?
– как бы услышав, о чем задумалась Абриза, спросила Шакунта.
– Когда я искала тебя в Хире, то со всех сторон только и кричали о том, что он нашел себе жену из тех женщин, что цари приберегают на случай бедствий!
– Это говорили о Джейран, о матушка. Аль-Асвад действительно обещал ввести ее в свой харим. Но между ними вышла ссора, и она покинула Хиру со своими людьми, и он может считать себя свободным!
– весело воскликнула Абриза.