Шайтан-звезда (Книга первая)
Шрифт:
– А разве у осла есть подковы, о дядюшка? – удивилась Джейран.
– В том-то и дело! Этот счет едва не сделал меня бесноватым, а проклятый шейх Абу-р-Рувейш едва не загнал меня преждевременно в могилу! Я сидел в одном углу большой пятничной мечети с Кораном на коленях и каламом без чернил в руке и считал буквы на каждой странице, а потом брал другой калам, макал его в чернильницу и писал на бумаге цифру! А потом я счел их все вместе – и знаешь ли, сколько у меня получилось?
– Откуда мне это знать, о дядюшка? – Джейран искренне удивилась такому странному для
– Триста двадцать три тысячи шестьсот семьдесят букв, о звезда! И я занимался этим шесть дней, от пятницы до пятницы, днем выходя из мечети лишь по нужде! Правоверные кормили меня прямо в мечети! И вот я написал эту цифру, и устремился к Абу-р-Рувейшу, призывая имя Аллаха, а он, этот скверный, пока я действительно в поте лица считал буквы, принимал своих приятелей и беседовал с ними, а потом для приличия тыкал несколько раз пустым каламом в страницу Корана, чтобы все видели, как старательно он ведет счет! И этот проклятый, услышав мою цифру, говорит, что она – неверная и что букв в Коране – триста двадцать три тысячи шестьсот пятьдесят две! Значит, у меня куда-то подевалось восемнадцать священных букв? И я опять сажусь все в тот же угол, и открываю Коран на первой странице, и начинаю счет заново…
– А какой от этого прок, о дядюшка? – осмелилась спросить Джейран.
– Ни малейшего прока! Уж лучше бы я и впрямь ходил по пустыне в поисках дохлого осла! По крайней мере, я дышал бы свежим воздухом, и не видел проклятого Абу-р-Рувейша, и не пренебрегал молитвой ради непрерывности счета, и это было бы куда более угодно Аллаху, чем сидение с пустым каламом над словами, смысл которых я из-за этого счета перестал понимать! А дальше вышло вот что – Абу-р-Рувейш поднял крик, и сбежались правоверные, и одни были на моей стороне, а другие – на его стороне, и мне мешали сосчитать все заново, а потом мимо проходил вали со стражниками, и он услышал, что в мечети творится какое-то непотребство, и стражники вошли, и выставили нас всех из мечети, причем я получил кулаком по шее, а Абу-р-Рувейш – нет!
– А я слыхала, что читающему Коран за каждую букву зачтется десять благих дел, – вспомнила Джейран.
Тут она обнаружила, что осталась на базаре едва ли не наедине с Хашимом. Купцы поспешно закрывали лавки, водоносы уводили своих ишаков, а что касается торговцев, сидевших рядами на корточках перед циновками с мелким товаром – то и их, и их циновки как будто унес вихрь, остались лишь огрызки яблок, финиковые косточки, дынные корки и прочий мусор.
– О Хашим! – перебила она сама себя. – Что это творится? Может быть, этот базар – из тех, что открыты только во вторник или только в среду?
– Сегодня среда, о звезда, – озадаченный Хашим тоже огляделся по сторонам. – Но в это время торг обычно в самом разгаре.
– Что вы стоите тут, о люди? Вы ждете, чтобы вас прогнали палками? – обратился к ним метельщик, вооруженный метлой из пальмовых листьев, связанных тонкой веревкой.
Этой метлой он прошелся по ногам Джейран и Хашима, всем видом показывая, что дело, которое он совершает, – государственного значения.
– О друг Аллаха, мы люди приезжие! – немедленно воззвал к нему Хашим, доставая даже не даник, а целый дирхем. – Ради Аллаха, куда попрятались все эти люди? Разве состоится выезд самой царицы? Но тогда почему купцы не выносят лучшие товары?
– Ступайте за мной, о люди… – прошептал метельщик, гоня мусор от середины площади к краю. – Разве вы ничего не слыхали о бедствии, поразившем нас?
– Мы прибыли с караваном только сегодня утром, о почтеннейший, – Хашим показал, как он прибавляет к дирхему еще один дирхем.
– Сегодня не приходило караванов, о человек! – метельщик отступил, подняв свою метлу, как если бы собрался обороняться ею. – Я понял – вы соглядатаи! Вы ищете тех, кто проявит скорбь или сочувствие!
Тут терпение Джейран иссякло.
Проскочив под вознесенной рукой с метлой, она выхватила из-за пазухи джамбию и уткнула ее в спину метельщику.
– Если ты не перестанешь звать нас соглядатаями, я зарежу тебя, клянусь Аллахом! – прошипела она, стараясь голосом и повадкой подражать Джевану-курду, немало ее в свое время напугавшему. – Мы люди приезжие, запомни это, о несчастный, и объясни – что происходит в вашем городе? Почему, стоит завести речь о пойманных айарах, все бросаются на нас с воплями? И почему под запретом скорбь и сочувствие?
– О звезда, тише, тише!.. – взмолился Хашим.
Метельщик, слыша, что взбесившегося юношу, угрожающего ему ударом джамбии в спину, именуют звездой, вовсе растерялся. Вдруг ему показалось, что он догадался, в чем дело.
– Так вы прибыли из Харрана, о почтенные, вы – звездопоклонники? – воскликнул он. – Что же вы не сказали об этом сразу? Неудачное время вы избрали для путешествия…
– О звезда, его нужно отвести в сторонку и хорошенько расспросить, – сказал Хашим. – Иди за ним следом, только держи джамбию в рукаве! А ты, о человек, опусти метлу и мети мусор, но если ты вздумаешь закричать – это будет твой последний крик.
Сам он пошел рядом, так что со стороны казалось, будто ни Джейран, ни Хашим не имеют никакого отношения к метельщику, и лишь случайно вышло, что им как бы по пути.
В узком переулке бедняга вновь ощутил спиной острие изогнутого клинка.
– О почтенные, а разве вы ничего не слыхали о мятеже, который поднял старший сын нашего царя, разве до Харрана не дошли эти вести? – спросил он.
Джейран посмотрела на Хашима, Хашим посмотрел на Джейран, и оба они именем Аллаха заверили, что до Харрана такие любопытные вести не дошли.
– …и знамена мятежников были смяты, и царский сын с небольшим отрядом оторвался от своего войска, и они стали айарами, грабящими караваны, и напали на некий караван, но тут их всех удалось взять в плен. И их привезли в Хиру, и тайно доставили в тюрьму, и завтра их казнят! А старший сын царя, Ади аль-Асвад, – любимец войска и горожан, и все оплакивают его, но ни у кого нет пути к его освобождению… – завершил метельщик короткий рассказ.
– А как звали того, кто захватил аль-Асвада в плен? – спросила Джейран.