Шеф Пьер
Шрифт:
— Посмотрим, — отвечаю я и смотрю на Бронвин, призывая ее на помощь.
Как только Бронвин встает, дверь открывается и заходит медсестра в униформе.
— Меня зовут Ребекка, и сегодня я ваша медсестра. Как вы себя чувствуете, миссис Уокер? — спрашивает она, пока подходит к кровати и берет мою историю болезни.
— Я в порядке.
Бронвин подходит с другой стороны и берет Эмму за руку, пока та спрыгивает с кровати.
— Головокружение, головные боли, тошнота? Врач скоро подойдет, чтобы осмотреть вас.
—
— У вас была глубокая рана на лбу, но швы не потребовались.
Я киваю, а она приветливо улыбается мне. Ребекка — молодая и красивая, но еще — спокойная и заботливая.
— Вам что-нибудь нужно, пока я здесь? Может быть, помочь вам сходить в туалет?
— Нет, все в порядке. Но я бы не отказалась от воды.
— Как только врач осмотрит вас, я принесу воду и еду.
— Спасибо, — говорю я и смотрю на нее, а затем на Бронвин.
— Привет, Эмма. Как дела? — спрашивает Ребекка мою дочь.
Глаза Эммы загораются, а широкая улыбка сияет из-за вопроса медсестры. Очевидно, Эмма и с ней разговаривала.
— Хорошо, но мне скучно.
— Возможно, я могу взять тебя с собой и посмотреть, смогу ли найти тебе несколько карандашей и бумагу, — Ребекка смотрит на меня и ждет, дам ли я ей свое разрешение.
Я слегка киваю и улыбаюсь, и Эмма взволнованно что-то быстро говорит, пока Ребекка уводит ее из палаты.
Когда дверь за ними закрывается, я поворачиваюсь к Бронвин.
— Зачем Пьер был здесь?
— Как ты узнала это?
— Он заходил в палату, разговаривал со мной.
— Что он сделал? — спрашивает она, нахмурив брови и сжав губы в тонкую линию.
— Что случилось?
Бронвин подходит и садится на стул справа от меня.
— Когда Ангус позвонил домой, он сказал, что наш номер указан как экстренный контакт. Как бы то ни было, когда мы приехали сюда, Эмма увидела мужчину, сидящего в зале ожидания, всего в крови, и спросила его, пришел ли он увидеть тебя.
— Она это сделала? — улыбаюсь я, зная, насколько смелой она может быть, прямо как и я.
— О да. Она сказала ему, что он не такой, как ты говорила.
— Боже мой. Пожалуйста, скажи мне, что она не сделала этого, — я чувствую, что мои щеки розовеют, и опускаю глаза.
— Сделала. Когда я подошла поговорить с ним, он едва ли минуту простоял, прежде чем сбежал. Я никогда не видела, чтобы мужчина двигался так быстро, — смеется Бронвин.
— Он приходил сюда и разговаривал со мной. Я не помню всего, но он сказал, что ему жаль, что он поцеловал меня.
— Он поцеловал тебя? — присвистывает Бронвин и приподнимает от удивления брови.
— Да, сегодня... или, полагаю, прошлым вечером… или неважно, — я пытаюсь подсчитать время, которое провела в отключке.
Наступает долгая минута тишины.
Пытаюсь вспомнить, что говорил Пьер. Я не знаю, что Бронвин думает по этому поводу, хотя на ее губах красуется хитрая улыбка.
— Что? — спрашиваю я, пытаясь прочесть выражение ее лица.
— Ты не находишь это немного интересным, что такой мужчина, как Пьер, поцеловал тебя, затем избил мужчину, который пытался напасть на тебя, сбежал, когда я пыталась поговорить с ним, а потом прокрался сюда, чтобы побыть с тобой?
— Я не знаю, что и думать. Он был здесь, чтобы помочь мне, — я умолкаю, не желая говорить с ней о поцелуе или о том, как он назвал меня Евой и сказал, что любит меня… э-м-м… любит ее.
— Почему он поцеловал тебя? — она бросает вызов.
— Я не знаю.
— Что он сказал?
— Он назвал меня Евой. Думаю, это его жена, которая умерла. Но что-то произошло, когда он поцеловал меня…
Я прекращаю говорить и сосредоточиваюсь на наполовину разорванном плакате в дальней части палаты. Насколько странно то, что этот разговор происходит у меня с Бронвин? Она моя свекровь. Она не хочет слышать этого, и не думаю, что мне удобно разговаривать с ней об этом.
Но на самом деле у меня нет подруг, с которыми можно об этом поговорить. Мне тридцать пять, и я была со Стефаном с тех пор, как мне исполнилось двадцать. Хоть я и заставила его завоевывать себя, мы общались друг с другом при любой возможности.
Стефан поступил в медицинский университет. Я работала официанткой в нескольких местах, а затем продвинулась до должности метрдотеля в крутом ресторане в центре города, хоть у него и не было звезды Мишлен. Я была занята, и мы со старыми друзьями отдалились друг от друга.
Когда я обнаружила, что беременна Эммой, мы со Стефаном уже были женаты. Когда родилась Эмма, все наше свободное время было посвящено друг другу и Эмме.
В этом не было ничьей вины. Просто у каждого сложилась своя жизнь.
— Думаю, что у этого молодого мужчины могут быть чувства к тебе. И, подозреваю, он не знает, что с ними делать, или даже еще не знает, что сам чувствует.
— Бронвин, — начинаю говорить я, качая головой при нелепой мысли о неравнодушии Пьера ко мне. — У него нет чувств.
— Что произошло, когда он поцеловал тебя?
— Это было... — не знаю, что сказать. Я едва могу перевести дыхание. Кажется, будто это произошло несколько дней назад, но на самом деле это случилось вчера вечером. — Он поцеловал меня. Затащил меня в кабинет Ангуса и поцеловал.
— Что ты почувствовала? — спрашивает Бронвин, оставаясь совершенно спокойной.
— Я не знаю, — честно отвечаю я.
— Как я уже сказала, у этого молодого мужчины есть к тебе чувства.
— Это невозможно. Он притянул меня к себе, поцеловал, а потом от него исходил только гнев, — я делаю паузу и снова качаю головой при воспоминании о том, в какой ярости он был.