Шел ребятам в ту пору…
Шрифт:
Первого января Элиста была освобождена от оккупантов. Город ликовал.
— Василек, а ну-ка вдарь «яблочко»!
И Василек взлетал на башню танка.
Петр Александрович довольно улыбался.
— Пап, можно я в школу сбегаю? — попросил Василек.
— Беги, только долго не задерживайся, — разрешил Петр Жигайлов.
В форме танкиста, в танкошлеме, то и дело сползавшем на лоб, бежал по знакомым заснеженным улицам к своей школе Вася Жигайлов. Еще издали увидел он ее развалины. От здания пахло гарью. Три года учился здесь Вася, три класса окончил. Враги спалили его школу.
Вспомнились
И слова припева: «Старый барабанщик, старый барабанщик, крепко, крепко, крепко спал. Он проснулся, перевернулся, рабочего увидал».
Вася тогда тоже участвовал в литературном монтаже. Если бы это было теперь, он сказал бы барабанщикам своей школы: «Красные барабанщики, не спите! Ударьте барабанными палочками в барабаны и поведите за собой всех сильных, всех честных людей на борьбу с фашистами». И тогда все разом спели бы песню о красном барабанщике, который проснулся, перевернулся и всех фашистов разогнал.
Из задумчивости Васю вывело прикосновение чьей-то руки. Оглянулся. Перед ним стоял мальчик из их школы, годом старше.
— Бадма, здравствуй! — воскликнул Вася.
Черные глазки Бадмы заморгали, лицо расплылось в улыбке;
— Какой ты красивый! Возьми меня с собой воевать, Жигайло!
— Я ж тебе не Урбан! Не могу, — с чувством понятного превосходства ответил Вася. — Расскажи, как вы тут жили?
Василий присел на завалинку, рядом с ним примостился Бадма.
— Чего вспоминать, как жили… Плохо было. Я тебе про ребят наших лучше расскажу, про Юру Калмыкова и Леву Касмева. Помнишь их? Послали их в разведку, в Элисту. Партизаны послали. А фашисты их схватили. Предатель один выдал. Мучили их в гестапо. Все дознавались про партизан. А они молчали. Лева, говорят, только здорово кричал. Но все равно ничего не сказал им. Когда вывели на расстрел, так Юрка Калмыков вцепился зубами в руку гестаповца и не отпускает. Но, конечно, гестаповец был сильнее, да и много же их было. И с оружием. Но Юра как-то вырвался и побежал по длинному коридору и закричал: «Убьете нас, придут другие!» — И со всего размаха ударился головой о кафельную печь. Лева тоже так умер. Говорят, фашисты подбежали к ним и стреляли из пистолетов в головы.
Вася сидел потрясенный.
— Я тебе еще про Тамару Хахлынову расскажу, — Бадма сдвинул на лоб ушанку, помолчал. — Тамара же была комсомолкой. Тоже в разведке ее фашисты застукали. Она спряталась в землянке. Ее окружили гитлеровцы. Тамара стреляла, не сдавалась. Убила нескольких. Тогда враги вызвали подкрепление. Прибежала туда танкетка, по землянке стреляла раз, стреляла два и не стало больше в живых Тамары Хахлыновой.
Вернулся Вася к своим хмурый. Первый раз просьбу старших товарищей — «А, ну-ка, Вася вдарь „цыганочку“» — он не выполнил…
Из Элисты советские танкисты
Паши танки пошли на таран.
Направил свой танк на бронированное чудовище со свастикой и Петр Жигайлов. В смотровую щель Вася видел, как сокращалось расстояние. Близко, совсем уже рядом… Вася от страха даже глаза прикрыл. На секунду… Ура! Вражеский танк стал поворачивать назад! И тогда по команде Вася нажал гашетку. Бронебойный снаряд ударил по танку противника, а внутри Васиного танка рассыпались искры. Мальчик сжался — он всегда боялся этих искр, казалось, они подожгут и его, и танк, и весь экипаж.
Много в том бою было подбито танков противника. Много погибло и наших танкистов.
После боя вместе со взрослыми отдавал Вася прощальный салют героям.
Пошли на Батайск. Там снова схватка не на жизнь, а насмерть. Батайск освободили, бригаду оставили здесь для пополнения.
Через трое суток танкисты вновь были на марше. Дошли до реки Миус. Двигались по равнине. Пересекли небольшую речку, преодолели подъем и опять вышли на голую, как ладонь, равнину. И здесь снова в лоб столкнулись с вражескими танками. Завязался жестокий бой. Он был последним для Петра Александровича Жигайлова, Васиного отца.
В танк попал снаряд. Танк загорелся.
— Экипаж, из танка! — успел крикнуть Петр Жигайлов. Механик, водитель, башенный стрелок выбрались через аварийный люк Вася задержался — он вытаскивал из «гнезда» пулемет. Схватил пять дисков. Танк наполнялся дымом. Скорее! Скорее! Ведь танк — это все равно, что пороховой погреб — везде в гнездах стоят смертоносные снаряды.
Василий выбрался на землю.
— Немедленно отходить! — дал вторую команду Петр Жигайлов.
У танка остались отец и сын Жигайловы прикрывать отход экипажа. Танкисты переползли через грейдер, потом по траве добрались до проселочной дороги и уже вошли в небольшой лесок.
Петр Жигайлов поставил пулемет на сошки и начал косить наступавших фрицев, Вася прижался к боку отца.
— Вася, в танке осталась моя планшетка. Там документы. Лезь, только мигом.
Василий схватил планшетку, метнулся к люку, но увидел танковые часы и принялся их отвинчивать отверткой, которая всегда лежала в кармане брюк. Как же оставить часы? Пригодятся!
А пожар уже перешел в башенную часть. На Васе загорелся сапог. Когда он перекинул ногу, вылезая из танка, его ранило осколком в правую бровь. Беспомощный, истекающий кровью, он лежал на броне горящего танка. Пламя уже подбиралось к нему.
Петр Александрович, обеспокоенный, что Вася долго не возвращается, поднял голову вверх, увидел сына. Бросив пулемет, он схватил его, стащил на землю, снял с ноги горевший сапог. Но на мальчишке загорелись и брюки, а у Петра Александровича уже не было времени, чтобы оказать сыну помощь. Он отстреливался от наседавших фашистов.
Мина разорвалась рядом с Петром Жигайловым, Вася увидел, как отец свалился на землю.
— Папа! Не умирай!
Последнее, что видел Жигайлов старший, — глаза сына, полные слез.