Шел ребятам в ту пору…
Шрифт:
Ребята спустились с горы и залегли в низине. Высокая густая трава служила надежным укрытием. Прошло минут двадцать. Наконец с поляны отряд увидел сигналы флажками: «штаб противника находится в ста метрах за третьей полосой кустарника».
Не успел сигнальщик передать последнее слово, как его захватил отряд «вражеских» дозорных. Но сигналы дошли по назначению. Пионеры восточной группы с криками «ура!» бежали к кустам боярышника. Началась рукопашная.
Девочки-санитарки с красными крестами на белых косынках перевязывали
Штаб «противника» был окружен. Победа! Вожатые с трудом успокоили «противников», и начался разбор ошибок и промахов.
Но что это? До слуха ребят донесся грохот взрыва, настоящего взрыва. Ребята встревоженно переглянулись, поглядели на чистое небо.
Налет фашистской авиации был вполне возможен. Из рассказа Нели Валя знала, что давно идет эвакуация госпиталей.
Стараясь не показать ребятам своего беспокойства, Валя подняла руку:
— Ребята, не надо волноваться. Сережа подводит итоги. Как, дослушаем его?
— Дослушаем! — хором ответили ребята и постепенно утихли, но прежнего внимания уже не было.
Валя пошла в школу. Там никого из учителей не оказалось. Попросила уборщицу тетю Дору открыть кабинет. Ей нужно позвонить по телефону. Взяла трубку, попросила центральную соединить с училищем.
— Ремесленное училище? Пригласите к телефону Женю Буланову. Что?! Отпустили собираться в эвакуацию? — Валя стояла бледная, растерянная. — «Эвакуация… эвакуация…» — билось в голове незнакомое прежде слово.
Валя выбежала на улицу. На углу Ленинской столкнулась с Женей.
— Я к тебе!
— А я к тебе! Я думала, ты дома… нам сказали, чтоб эвакуироваться. Что делать? — и, не дожидаясь ответа, Женя предложила идти в райком комсомола. — Будем проситься в партизаны.
В квартире Белявских смятение. Ждали машину из крайоно, где до ухода на фронт работал отец Нели. Город бомбили. К вечеру наступила тишина, напряженная и странная. Вдруг в эту тишину ворвался грохот идущих танков. «Наши отступают! А как же мы?» Неля выскочила к воротам и через секунду вбежала в комнату бледная, с расширенными от ужаса глазами:
— Мамочка, фашисты! На улице танки. Как же мы, мамочка? — Неля обняла мать, прижалась к ней.
Евдокия Ивановна молча гладила Нелю, а сама растерянно смотрела в окно.
Нелин любимец Джульбарс лизнул своей хозяйке ногу и тихонько заскулил.
Неля наклонилась к нему, взяла за голову:
— Тебе тоже страшно, Джульбарс?
Женя и Валя читали приказ верховного главнокомандования немецкой армии о регистрации коммунистов и комсомольцев.
— Подумаешь, приказывают! — процедила сквозь зубы Женя. — Дураков нет на регистрацию
— А может, подождем? Ты сама доказывала несколько дней назад, что нужна выдержка, — как-то неуверенно возразила Валя.
— Медлить нельзя, понимаешь? Мы будем выжидать, а люди уже пройдут регистрацию и попадут в гестапо. Это ж точно! Давай сегодня же приниматься за дело! Листовки напишем.
— Давай! — согласилась Валя.
Небольшой домик Плугаревых на окраинной улице обнесен высоким забором, и чужому глазу не видно, что делают его обитатели. Подруги закрыли калитку. Во дворе никого.
— Иди в сарай, а я сейчас приду, — сказала Валя.
Через несколько минут она принесла тетрадь, две ручки, чернильницу. Села на дрова и молча стала вырывать листы из тетради.
Подруги взяли ручки, посмотрели друг на друга, задумались…
Долго обсуждали, что писать. Ох, и трудно же составить маленькое обращение! Они понимали, что каждое слово листовки должно иметь какую-то особую силу. Но какие это слова?
Наконец что-то стало получаться.
— Ну, читай!
Валя наклонилась к Жене и стала читать шепотом.
— Знаешь, что? Давай добавим: «Трепещите, вражины! Мы отомстим за все!»
Договорились расклеить листовки в тот же вечер.
— А что, если нас поймают, Женя?
— Да ты что, Валька? Я не узнаю тебя. Боишься — не ходи, — вспылила Женя, а потом уже мягче добавила: — Струсишь, завалишь дело и пропадешь. Я сама пойду.
— Ты не думай, что я слабая. Я все сделаю, Женя. Вот увидишь!
Приказ гитлеровского командования запрещал жителям города появляться на улицах после девяти часов вечера.
Женя надела серое платье, взяла сумочку, в которую положила пузырек с клеем, листовки, кисточку. До запретного часа она наклеила одну листовку недалеко от клуба и пошла в центр. На главных улицах было слишком много солдат, и она вернулась на улицу Пушкина. Прошла по Зоотехническому. За стеной сельхозинститута разговаривали немцы. Стало обидно: «Тут же госпиталь был! Тут она с подругами работала на кухне. Тут Глеб лежал… А теперь фашисты хозяйничают».
Женя ускорила шаги. В Зоотехническом переулке жила ее подруга по ремесленному училищу — Аня Петрова. У нее она и решила заночевать.
Аня обрадовалась ее приходу. Женя принесла с собой прошлое, такое хорошее и светлое. Стали вспоминать учебу, друзей.
Разговаривая с Аней, Женя все время думала: «Сказать или не сказать?»
Решила молчать.
В одиннадцатом часу Женя снова вышла на улицу. Небо заволокло тучами. Легкий свежий ветерок шевелил в темноте листья деревьев. Улица пуста. Женя прислушалась и неслышно прошла несколько шагов от дома. На углу столкнулась с каким-то прохожим. Вздрогнула от неожиданности. Мелькнула мысль: «Конец»!