Шел старый еврей по Новому Арбату...
Шрифт:
…и над головами…
…с шумом-грохотом…
…с факелом дыма из сопла…
…МИГ-9 – один из первых реактивных истребителей страны Советов.
Может, тогда и решилась моя судьба…
1950 год.
Не утихала борьба с "безродными космополитами".
Мелькали фамилии на газетных страницах, вызывавшие раздражение, чесотку, зуд по телу: Юзовский, Гурвич, Борщаговский, Шнейдерман с Бейлиным, Гальперин, Шнеерсон, Шлифштейн… А также Холодов. Не просто Холодов, а Холодов (Меерович), чтобы не спутали.
"Злопыхательства
– Куда он идет? Да еще в авиационный институт? Да с отчеством Соломонович? – нашептывали соседи с подобными именами-фамилиями. – Туда таких не принимают…
Приняли.
В первый день учебы подошел ко мне плотного сложения юноша – академическая гребля на восьмерке, сказал:
– Учились вместе. В первом классе.
Мерзляковский переулок.
Сто десятая школа.
"Эгей, моряки, страну береги…"
Игорь Майтов меня запомнил, я его – нет.
На моторном факультете было не продохнуть от множества дисциплин.
Обучали нас и на военной кафедре, с непременной маршировкой и разборкой винтовки, отчего улеглись в памяти, заодно с детскими считалками, части ее затвора – стебель-гребень-рукоятка.
Одолевали и полосу препятствий в затасканном балахоне, когда брали в руки деревянное ружье со штыком и ползли, бежали, перелезали через барьер, кидали гранату, тыкали напоследок штыком в пыльный мешок.
Была лекция по физике. Сидели в последнем ряду, и Игорь сказал:
– Видел вчера студенческий капустник. В Энергетическом институте. Давай тоже попробуем.
Собирались у него. Выдумывали. Хохотали над удачной шуткой. Сначала для самодеятельности, в которой изображали всякое, затем для эстрадной пары Лившиц-Левенбук.
Были до того неразлучны, что купили одинаковые пальто из Китая: снаружи синяя плащевая ткань, внутри бараний мех разных расцветок, сшитых воедино.
Тепло. Удобно. Странновато. Нас называли – китайские добровольцы, нам это нравилось. (Мое пальто долго висело в шкафу, пока Тамара не обратила на него внимание. Вывернула наизнанку, пятнистым мехом кверху, обузила в талии и укоротила – все падали.)
Потом у Игоря появились иные интересы, а я ушел из инженеров на вольные хлеба.
Встречи стали редкими, затем прекратились.
В девяносто четвертом году побывал в Москве, и привел меня к Майтову наш общий друг Валера Наринский, которого тоже уже нет (Господи, что же это такое!..).
Прежде была серьезная работа: самолеты, командировки, приличная зарплата, – пусто стало в магазинах, негусто на столе у Игоря и жены его Милы. Прежнее завершилось, новое не заладилось, – как сказал друг Лёня в те же дни:
– Это вы, уехавшие, проходили
На стене увидел портрет матери Игоря, которая умерла молодой. Отец прожил без нее сорок лет, дождался конца советской власти и раскрыл сыну семейный секрет, тщательно от всех оберегаемый. Его мама – урожденная Сумарокова-Эльстон, из знаменитой фамилии, отметившейся в российской истории графами и князьями; ее дедушка – выборный предводитель дворянства в одной из губерний.
Было что скрывать…
Последняя наша встреча – в Доме журналистов, на моем вечере.
Сказал со сцены:
– Думайте, что хотите. Соглашайтесь со мной или нет. Но в зале сидит человек, без которого не появилась бы на свет ни одна моя книга, ни один сценарий, если бы он не сказал на лекции по физике: "Давай тоже попробуем". Вот он: Игорь Майтов.
Прошли потом к накрытому столу, ели-наливали, но Игорь пил только воду. Жить ему оставалось – год.
Тогда, в Доме журналистов, он сказал:
– Я тоже написал книгу.
Она есть у меня, его книга.
И. Н. Майтов, "Записки на полях технической документации".
О самолетах и о людях, которые проектировали эти самолеты, испытывали, обслуживали, в них же порой погибали. Книга опытного инженера, наблюдательного человека с хорошим юмором, не покидавшим его до конца дней.
"Итак, летим. Старенький ИЛ-14 в воздухе, как влитой…
Только шум мотора да сквозняк, гуляющий по кабине.
Шум мотора – это нормально, привыкли, а сквозняк из-за того, что грузовой люк за многие годы сильно пострадал, и когда он закрыт, щель между ним и фюзеляжем такая, что можно просунуть палец. Это тоже нормально…
Сели.
Выйдя из самолета, внезапно останавливаемся… Тишина, неярко светит солнце, легкий ветерок ласкает щеки, пахнет сеном и полевыми цветами… Легкая дымка, светло-голубое небо. И тихо-тихо! Состояние такое – хочется совершить что-то очень доброе, погладить, например, кого-нибудь по голове или такое отчудить, что трудно придумать городскому жителю.
Но хочется".
А ведь мы никогда с ним не ссорились, с Игорем Майтовым.
Не обижались друг на друга.
Не завидовали успехам.
Тринадцать лет вместе – в институте и на работе.
Тоже стоит немалого.
Тема – долгая, разговорная…
…со вздохами, паузами припоминания, восклицаниями: "Ах, Раечка, Раечка…", – попробую на бумаге.
Ее памяти посвятил книгу.
Здесь уже, в Иерусалиме.
"Бывают друзья для радости и веселья.
Бывают друзья для горя и утешения.
Бывают друзья, которые и не друзья вроде: приходят незваными – тебе на облегчение, уходят неприметными, когда полегчало.