Шел трамвай десятый номер…
Шрифт:
– И что же будет?
– Ну, что будет – никто в точности не знает. Британские ученые предполагают, что инопланетяне будут ставить над нами всякие опыты. У них ведь нет никаких чувств, только разум, поэтому они даже не поймут, что причиняют нам страдания. А потом они сотрут нашу память, и мы забудем, кто мы, откуда – всё забудем напрочь.
– Скорее бы они прилетели, – с чувством молвит Безработный.
– А вот как раз двое уже тут! – объявляет Кондуктор.
И в этот момент все замечают среди вошедших
Дама в магнолиевом плаще беззвучно вскрикивает и совершает неуклюжую попытку спрятаться под сиденьем, Бабуля закрывает лицо шляпой, а Школьник и Молодая Особа, вытянув шеи, с живым интересом разглядывают пришельцев.
– Пардон, дамы, – хрипло молвит один из колонизаторов. – Не хотели вас напугать. У нас завал полный – вчера был международный день бутафора; ну, бутафоры, натурально, отметили, как положено, а к ним и гримеры примазались, так что сегодня никто из них на работу не вышел. Пришлось вот самим дома гримироваться – кто как умеет.
– Мы актеры, – с некоторым запозданием поясняет второй пришелец.
– Театра юного зрителя, – уточняют оба, хором.
– Тьфу ты, Господи, – сердито бубнит Бабуля, нахлобучивая шляпу обратно.
– А я сразу поняла, что это никакие не пришельцы, – нагло врет дама в магнолиевом плаще.
Тут в проход протискивается Мадам, вошедшая в трамвай вслед за актерами. Она хищно оглядывается по сторонам в поисках Фотографа, который, заметив ее, пытается сжаться до размеров теннисного мяча, но тщетно.
– А, вон вы где! – кричит Мадам, словно полководец на поле боя. – Вы-то мне и нужны!
Энергично орудуя локтями и внушительным пакетом печенья, Мадам прокладывает себе дорогу к Фотографу. Приметив даму в магнолиевом плаще, она на мгновение замирает и даже слегка бледнеет, но потом, тряхнув головой, словно отгоняя осу, продолжает движение.
– Доброе утро! – говорит она Фотографу, плюхаясь на сиденье рядом с ним.
– Доброе… утро, – отвечает Фотограф, стараясь звучать холодно, но Мадам не улавливает намеков.
– Я начну сразу с сути, – говорит она и надгрызает печенье. – Угощайтесь, кстати!
Мадам протягивает пакет Фотографу, но тот отказывается угощаться, чему Мадам нескрываемо рада.
– Так вот, вчера я была в драмтеатре…
– О, нет, – предчувствуя неладное, стонет Фотограф.
– О да! – ликующим тоном молвит мадам и вынимает из пакета следующее печенье. – И угадайте, что произошло?
– Актер заметил вас в партере и от пережитого потрясения упал в оркестровую яму? – выдвигает предположение Кондуктор.
– Хам! – молвит Мадам и метким выстрелом отправляет крошку от печенья прямо в глаз Фотографу. – О, простите, я не хотела. Это всё вы виноваты!
Последняя реплика адресуется Кондуктору в комплекте с испепеляющим взглядом. Фотограф, вынув носовой платок, аккуратно извлекает из глаза крошку, а Мадам самозабвенно продолжает рассказ.
– Так вот, я была в театре. Там шла пьеса из жизни парижской богемы. Ну, вы представляете – море абсента, свободная любовь, творческий экстаз и прочее в таком духе.
Фотограф демонстративно зевает, выражая тем самым свое отношение к парижской богеме, в то время как Молодая Особа, сидящая в соседнем ряду, внимательно прислушивается. Ведь вскоре – она уверена – ей предстоит стать частью этого мира, и нужно заранее набираться опыта, чтобы потом не оплошать.
– И там была одна актриса, – продолжает повествование Мадам. – Ах, мне не найти слов, чтобы передать, что сделалось со мною, как только я увидела ее! Я тут же позабыла этого тенора…
Это Актриса
– Мадам, вы меняете предметы обожания быстрее, чем аргентинский жиголо! – комментирует Кондуктор.
– Ой, много вы знаете об аргентинских жиголах! – парирует Мадам и вгрызается в третье печенье. Затем поворачивается к Фотографу и продолжает:
– Она божественна, божественна! Я, знаете ли, ничего такого раньше в себе не замечала, но тут… Когда она стояла на краю сцены, запрокинув голову, заломив руки, и произносила свой трагический монолог… У меня что-то прямо как будто щелкнуло в груди!
– Это у вас, видимо, бронхит, – изучая ногти на правой руке, молвит Кондуктор.
Школьник и Молодая Особа заходятся в беззвучном хохоте, но Мадам не даёт себя сбить:
– Там еще такие слова были… как же… Гм… Гм… Вот только что помнила – и забыла! Это всё вы виноваты! – Она трясёт кулаком в сторону Кондуктора. – А, нет – вспомнила: «Я застрелюсь!» Или всё же «Я утоплюсь»?..
– Я удавлюсь! – бодрым тоном подсказывает Кондуктор, подмигивая Безработному.
– А пойдите вы к черту, хам! – кричит Мадам, но тут же вновь возвращается к повествованию.
– Я должна поведать ей о своих чувствах. И вы мне поможете в этом!
– За что? – стонет Фотограф и закатывает глаза.
– Мы сделаем новое фото. Я в алой тунике, расшитой гиацинтами, а в руках – томик Сапфо…
– А может, сойдут и те фотокарточки, что мы сделали для тенора? Там же флейта, восточные шелка – тоже вполне себе … э-э-э … э-э-э …
– Перестаньте экать! Или у вас внезапный инсульт?
– Инсульт всегда внезапный, – неожиданно встревает Бабуля. – Запланированных инсультов не бывает. Вот у моей приятельницы одной…