Шёл я как-то раз…

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Когда они шагали рядом по длинному институтскому коридору, то выглядели очень забавно. Одному недавно исполнилось тридцать лет и давно – сто килограмм. Он был огромен и брюнет, с жидкой бородкой, которую он, не лишённый чувства здоровой самокритики, называл «плесень». Другой был щуплый, среднего роста, двадцати одного года, пока курчавый, но грозящий встретить возраст своего могучего друга лысым. Он занимался

бегом (зимой лыжным, летом марафонским), шахматами и был стеснителен не по годам, часто краснел и даже не курил. Первого звали Василий, реже – Вася. Второго кликали Валиком, Валюхой, а девчонки – однокурсницы за глаза дразнили Валюсюшечкой и всерьёз не воспринимали. Отслужив в армии и поработав полгода дворником, он учился на первом курсе геологоразведочного факультета, грызя гранит науки едва ли не в прямом смысле. Там же учился и Вася, неожиданно для знакомых решивший поднять планку своего образования со среднего специального до высшего. Он был выходцем из того капризно-романтического типа людей, который, сказав «Плевать!», мог действительно наплевать на пять лет своей жизни и не без скрипа преодолеть все тяготы студенчества, с трудом успевая за более молодыми сокурсниками – вчерашними школярами, но в отличие от них имея за спиной опыт работы и уже точно зная, чего он хочет, а чего – нет. Кстати, заявить «плевать» он мог, скажем, и на пятом курсе, в один день бросить учёбу и укатить куда-нибудь за фартом на Колыму или в Крым. Хотя что там, в Крыму, делать настоящему геологу – поисковику. Плюсов у таких людей обычно столько же, сколько и минусов, но их сумма в каждую единицу времени никогда не равна нулю. Валентин же учился здесь потому, что конкурс на вступительных был всего пол-человека на место, а по специальности всё равно никто в наше время не работает. Главное, чтоб мама была спокойна: сын не дворник, а студент ВУЗа. Он занял своей худой задницей два студенческих места и познакомился со старым таёжником Васей, который, как ни странно, занял те же два места, несмотря на гораздо более плечистый зад.

Вася был натурой увлекающейся и увлекающей, Валя – увлекающейся и увлекаемой. К первой сессии он был уже насквозь пропитан рассказами о походах, ночёвках у костра, лазании по горам и внутри них, бурных реках и кровожадных медведях, равно как и о комарах, прокусывающих телогрейки, и щуке, проглотившей собаку, что подошла к реке попить. Живописные таёжные байки пали на благодатные уши. Бывшему дворнику даже начали сниться рюкзаки непомерных размеров, раздавливающие его плечи. Он вскрикивал по ночам, будя родителей, благо жили они втроём в крохотной двухкомнатной «хрущёвке».

– Тебе, может, к врачу сходить? – беспокоилась мама, сама врач, меряя чаду температуру и щупая лысеющий лобик. Но сын вместо рекомендованных пилюль купил эспандер и наборные гантели и стал ещё усиленнее готовить себя к будущей тяжёлой, но уже до смерти понравившейся благодаря заботам Васи профессии.

Валин папа маминого беспокойства не разделял, искренне считая, что их «Валенок» здоров как лось, а крики по ночам – от неженатости.

– Хотя, смотря к какой попадешься, – иногда философствовал он, просматривая вечером «Экономическую газету», – от иной и днём кричать хочется.

– Николай, что за шутки при ребёнке! – строжилась супруга.

– Какие в наше время шутки? – вздыхал тот.

Миновала первая сессия. Васина группа – а его единодушно избрали старостой – прошла её почти без потерь. Вылетел только один отпрыск бывшего замзамсекретаря крайкома партии, нынешнего замзамзамдиректора тихоумирающего банка, заваливший математику и физику несмотря на все старания седобородой, но небогатой профессуры.

Вася брал преподавателей, как Суворов – турецкие крепости: неожиданным наскоком, позубрив вечер перед экзаменом, но зато беседуя с преподавателями, как с коллегами. Получив по всем предметам «удачно», он был равнодушно доволен. Валя же, вызубрив все вопросы по всем предметам, сдал на «отлично» все пять экзаменов, и после последнего, красный, как флаг СССР, нервно намурлыкивал под нос засевшее ещё со вчерашнего вечера занозой в мозгу «Дождь серой пеленой окутал сраную страну» на музыку группы ДДТ. Около раздевалки он уткнулся носом в правую грудь старосты.

– Слушай, ты чё красный такой? Какать хочешь? Нет? У меня к тебе предложение возникло на миллион: пошли в поход!

– Прямо сейчас? У меня рюкзак дома. И маму надо предупредить.

– Завтра, несчастный! Я знаю одну избу в Саянах, был там год назад со спелеологами. В неё на недельку грех не сходить. Поохотимся, пофотографируем.

– Пошли! – сразу согласился друг, даже не выясняя подробностей и краснея ещё гуще.

– Тогда делаем так: сегодня ходим по магазинам, закупаем харчи и свозим всё ко мне. Поезд завтра в восемнадцать ноль-ноль. Выспимся хорошенько, потом ты бери свой рюкзак, одежду, и после обеда я тебя жду. Деньги с собой есть?

Деньги у того были: одиннадцать рублей ещё оставалось от повышенной сорокапятирублёвой стипендии, да мать дала двадцать пять купить отцу подарок на день рожденья. Они обсудили план действий и мероприятий и сделали два оптово-розничных захода по магазинам. Купили, как и положено таёжникам, всё на «С»: сахар, соль, спички, сгущёнку, сало, свечки, а также чай, макароны, водку и многое другое, благо Вася финансировал предприятие не скупясь. Последний жил на окраине города с дородной матушкой и сорокакилограммовой бабкой. Принеся продукты, он тут же дал указание женщинам налепить сотни полторы пельменей покрупнее, а сам сел смазывать ружьё, заряжать патроны и подшивать валенки.

– Опять в поход? – поинтересовалась бабушка, стреляя у внучка папиросу.

– Да, в избу сходим, в Саяны.

– Смотри, морозно нынче. Девок не поморозь, сам-то ладно.

– Девок нынче не будет, бабуля. Хоть в лесу от вашего брата отдохну.

– Так я тебе и поверила!

– Бля буду!

– Бля ты и есть! Гандонов хоть побольше возьми, чтоб старые не перестирывать, – сощурясь от дыма деловито заметила восьмидесятилетняя старушка и пошла долепливать единственному внучеку пельмени на дорогу.

А в другом доме шёл бой за независимость.

– Никуда ты не поедешь! – категорично заявила Валина мама и отвернулась к плите, чтоб помешать жиденькую молочную лапшу на ужин. Она по привычке решила, что этого окажется достаточно и даже в мыслях не допускала, что после её весомого «Нет!» сын сделает что-то по-своему. Она не была законченным деспотом. Просто у неё на руках в дополнение к мужу был маленький послушный отпрыск, ещё слишком маленький для самостоятельных решений.

– А я хочу поехать! Тем более, что я уже обещал. Дал честное слово. А ты сама говорила, что честное слово – это клятва, её нарушать некрасиво, – вдруг забубнил сынок. Это был аргумент, но маму переубедить было сложно.

– Какое ещё слово! На улице – минус тридцать, дома-то ноги отмерзают, а ты собрался куда-то в тьму-таракань! Будет летом практика – езжай с группой, с преподавателями! А сейчас даже не думай! Кому ты дал слово? Я сейчас съезжу и всё объясню как есть.

– Скорее Дунай потечёт вспять, чем мама изменит своё решение, – зло процитировал Валя и полез на антресоль за рюкзаком и унтами, – или я еду завтра в лес, или бросаю институт и иду в дворники. На всю жизнь!

В этот вечер было всё: и уговоры, и ругань, и даже мамины слёзы. Пришёл с работы отец, молча выслушал обе конфликтующие стороны, минуту подумал, потом спросил:

– Ужин готов? А то кушать сильно хочется, а то сегодня даже пообедать было некогда, комиссия за комиссией, одна важней другой. Эти бездельники из министерства… А сколько джентельменок будет у вас на подотчёте?

– Нисколько. Только я и Вася, наш староста.

– Это тот бугай?

– Мама, он не бугай, а опытный таёжник. Ходит туда каждую зиму много лет подряд и ещё ни разу не умер. Там домина огромный, с отоплением. Да и ходьбы от станции полчаса.

Отец включил телевизор и углубился в экран.