Шелест кукурузного моря
Шрифт:
Странное состояние.
Будто в меня впервые вселили душу, забыв сделать это перед появлением на свет.
Когда я наконец вышел из ванной, желудок напомнил урчанием – словно внутри меня жил персональный кот, – о том, что он уже готов к употреблению пищи. Жрать захотелось, проще говоря. Я похромал на кухню, чтобы урвать кусок чего-нибудь съестного из холодильника, обдумывая по пути, что же сказать родителям насчёт своего помятого вида. Прятаться было бесполезно: погода «испортилась» – ну, по мне-то лучше стала – и проваляться в кровати по причине жары уже никак не получилось бы.
Не успев пройти и половины коридора, я услышал
Но всё равно, уже полдня прошло, вот это я задумался так задумался в душе.
– Ну и, что с твоим лицом? – ма недовольно посмотрела на меня, как только зашла в квартиру. Я тоже мельком окинул её взглядом: уставший вид, растрёпанные светлые волосы, собранные в неаккуратный пучок, юбка, помятая снизу… Проигнорировав вопрос, я направился к маме, чтобы забрать тяжеленные сумки с продуктами, и тут она ужаснулась: – А с ногой-то что?
Лишь бы она не начала хвататься за грудь и бежать наливать Корвалол.
– Подвернул, упал, очнулся – гипс, – пожал плечами, забирая покупки.
– Не смешно, Кеш, – садясь на пуфике в коридоре, ма сняла туфли с длинными носком и, разминая руками ступни, внимательно начала следить за каждым моим движением. – Рассказывай.
Мамино «рассказывай» никогда не предвещало ничего хорошего. Она с самого моего раннего детства слишком упорно хотела походить на заботливую мать, при этом не видя границ. Если я раскрывал рот и делился с ней переживаниями, она тут же начинала меня отчитывать, указывая на все-все мои промахи. Будто мне это должно было как-то помочь. Наверное, она считала, что я внимательно её выслушаю и вынесу из её замечаний урок, чтобы в будущем больше не совершать таких ошибок. А я уже не особо слушал её трёп, чувствуя себя виноватым во всех человеческих грехах. Поэтому срывался за поддержкой к бате, но он устало посылал обратно, отмахиваясь, типа «к матери обратись».
– А я и не шучу, ма. У меня же с чувством юмора всё плохо, – напомнил я и поплёлся с пакетами на кухню. Поставив их на стол, начал разбирать.
Молоко, яйца, лук и петрушка, десять пачек приправ… По скидке, что ли?
– Да, в этом ты весь в отца, – она зашла за мной и опёрлась плечом на косяк.
Макароны, новые зубные щётки, яблоки, которые недалеко падают от яблонь…
– Зато красотой – в тебя, – заметил я, но в ответ услышал тишину.
Положив на стол коробку печенья, я развернулся. Каждый сантиметр кожи ощущал едкий оценивающий взгляд, в итоге остановившийся на моём синяке.
– Давай посмотрю, – она подошла ко мне и протянула руку к подбородку, после поворачивая мою голову то в право, то влево, то вниз, то вверх… Казалось, она у меня отвалится на фиг! Я чувствовал себя подопытной крысой, которую разглядывают со всех сторон после очередного эксперимента. – М-да… – вздохнула ма. – Садись, – кивнула на стул, и я сел. Она опустилась на корточки и, взяв, мою больную ногу, проделала с ней то же самое, что и с головой.
– Ай-яй! – вскрикнул я.
– Вот тебе и «ай-яй», – покачала ма головой и, поднявшись, направилась к холодильнику. Открыв его, она внимательно прошлась взглядом по содержимому и достала замызганный
– Ок, босс, – усмехнулся я, но сразу же поджал губы, заметив на себе разочарованный взгляд.
– Ты как всегда меня подставляешь, Кеш. Я только на дачу собралась, выходные же, а ты со своей ногой…
– Я не специально.
– Ай, иди уже, – махнула на меня рукой, – отдыхай. Помощи от вас с отцом вечно не дождёшься, – отвернулась и, включив воду в раковине, смочила тряпку. Сейчас начнёт тщательно вытирать стол, шкафчики, газовую плитку внутри и снаружи. Так, чтобы блестело чистотой. Так, чтобы было идеально. Она всегда так делала, когда обижалась на отца. – Если за два дня не пройдёт – к врачу в понедельник.
Мне хотелось рассказать ей, что случилось и почему я не виноват. Хотелось оправдаться, показать свою беспомощность перед обстоятельствами, перед случайностью. Хотелось обнять её и поцеловать в щёку, сказать «да ну её, дачу эту, потом съездим» и предложить посмотреть со мной какой-нибудь старый советский фильм, как мы любили делать это раньше. Но я ничего не сделал.
Мама впервые приплела в своё недовольство отцом и меня, и я испугался, что теперь это будет повторяться постоянно.
Я встал и, прихватив пачку печенья, стараясь ею не шуршать, пошёл в свою комнату. Скоро вернётся отец, и предстоит ещё с ним побазарить. Ма сто процентов обсудит с ним всё, что узнала, а она не узнала ничего, поэтому додумает собственную картину происходящего и обсудит именно её.
М-да…
Зайдя в комнату, я громко хлопнул за собой дверью. Вроде ж не ругались и ничего страшного не произошло, но из-за того, что я никогда не мог ничё высказать маме, мой внутренний ящик хранения был уже переполнен. Его крышка не закрывалась, как бы я на неё ни давил. Я чувствовал, как мои моральные силы иссякают, а негативные фразы и действия просачиваются сквозь приоткрытую щёлку, нагло проникая в мои мысли. Реальный хлопок дверью стал последней попыткой закрыть нереальный ящик.
Тем не менее, он так и не поддался.
Я кинул пачку печенья и тюбик с мазью на тумбу и упал спиной на кровать. Закрыл глаза.
Если мать начнёт втирать отцу, что это он меня не так воспитал, то он будет полностью игнорировать меня как минимум неделю. Отец никогда не вставал на мою сторону, не желая лишний раз попадать под гнев матери. Я знал, что он её очень любит. Я знал, что он и меня типа любит. Однако наступит время и мне придётся покинуть родной дом, это было неизбежно, по-любому. Со мной всё равно придётся расстаться, а вот с матерью он расставаться не собирался, и я это прекрасно понимал.
Но… Но сплошные «но» больно царапали что-то нежное в груди. Я слишком явно чувствовал, что оно там всё ещё есть и просит ласки. Оно – это что-то из детства, что-то, связанное с тёплыми руками матери и сильными – отца.
Звук колёс проезжающего мимо поезда заставил меня вздрогнуть.
Блин, снова загнался.
Открыв глаза, я перевёл взгляд с серого потолка на серые тучи за окном. Они всё ещё гоняли друг друга, играя в салочки, и, когда одна касалась своей сестры, сверкала молния, словно за мной следил папарацци и пытался сделать сенсационную фотографию. Гремящий после гром напоминал о том, что не всё приходит сразу: возможно, нужно подождать, и произойдёт то, что будет правильным. Верным.