Шели. Слезы из Пепла
Шрифт:
Аш наблюдал за боем с вершин Аргона. Долго наблюдал, пока вдруг не понял, что Шели в опасности, что Фиен отступил и оставил ее там гореть в руинах Иофамона. Проклятый, трусливый инкуб отступил и бросил её там одну.
Демону показалось, что он сам возгорелся изнутри, и ожоги оставляют волдыри на его венах и на натянутых нервах до предела нервах. Только Аш может казнить ее, и никто больше. Он слишком долго ждал этого момента, чтобы позволить воинам брата убить ту, кого он хотел замучить лично.
Пришпорил коня и помчался к Пустоши.
В Иофамоне есть тоннель, если удастся проникнуть в него извне, он может успеть. Злобно
Неужели она изначально задумала все это? Грандиозный план по уничтожению Аша и завоеванию земель для себя и инкуба? Они вынашивали его вместе? Он, как идиот, доверял им обоим, как себе. Часто оставлял наедине или поручал Фиену присмотреть за ней. Что они делали в его отсутствие — одному дьяволу известно. И только от мыслей об этом внутри растекался яд, он плавил мозги, взрывался огненной яростью боли и ревности, заставляя нажираться чентьемом до беспамятства, рушить все вокруг, убивать, трахать шлюх и драть их на части, представляя, что это она. Сколько раз за эти годы он уже мысленно убил ее? Тысячи.
Выл, как дикое животное в лесу на кровавую луну и крошил деревья, пугая всех лесных тварей ревом преданного и загнанного в капкан своих иллюзий рогоносца-демона.
Лживый мир, лживые женщины, лживые братья. Все, что его окружает, — сплошная фальшь. И единственная, кому он поверил, оказалась хуже всех вместе взятых, потому что смогла разодрать его бессмертное сердце на куски и измазать грязью предательства каждый из них. Растоптать тот огненный цветок, который жил там, поотрывать ему лепестки и порвать тонкий стебель. Так он и остался кровоточить обрывками воспоминаний, постепенно превращаясь из огненного в каменный, покрытый трещинами ее измен.
Аш убил их всех. Всю ее охрану до единого и оставил мертвецов гнить на жестоком Мендемайском солнце. Он с упоением отрезал им уши, оскверняя трупы тех, кто некогда сражался с ним бок-о-бок и присягали в верности. Так надо, и это самые малые жертвы, на которые байстрюк готов был пойти ради своей цели. Теперь они по разные стороны баррикад.
Проклятый Эльф открыт с ним и не скрывает своих планов на Аша. Враги иногда намного честнее друзей, потому что ненависть откровеннее всех эмоций вместе взятых.
Враг причинит тебе боль правдой, но от нее не останутся шрамы, как от лживой преданности друзей. Враг бьет в лицо, а близкие — в спину, потому что к врагам спиной не поворачиваются. Только даже Балмест не знает, какой именно план Аш вынашивал годами нахождения в плену у эльфов, и чего ему стоило завоевать доверие короля и усыпить бдительность одного из самых хитрых правителей.
Иногда стоит пожертвовать десятком ради того, чтобы спасти тысячи, и Аш жертвовал без сожаления. У него нет времени на слабость, эта роскошь непозволительна для демона, который затеял двойную игру. Игру, которую продумал до мельчайших деталей, когда вернулся к Балместу сам, добровольно и принял его предложение. Стратегия всегда была его коньком, и, как говорил отец, численность войска не всегда гарантирует победу, сотни мечей в руках идиотов бесполезны, когда на поле боя противник, у которого, помимо оружия, имеются мозги в голове. Потому что голова управляет руками, а не наоборот.
Но иногда жажда мести затмевала разум. Особенно, если он приближался к Шели слишком близко.
Аш убедился в том, что Тиберий вернулся с отрядом и сам скрылся в лесу, зная точно, какой дорогой они пойдут. Отпустив коня, крался следом черной тенью по веткам деревьев, по кустарникам и зарослям, не сводя с нее горящих ненавистью глаз. Не мог отказать себе в мазохистском удовольствии наблюдать за ней.
И им снова овладел соблазн послать все к дьяволу, поквитаться с ней сейчас. Даже разум помутился от этого бешеного желания разодрать ее на части немедленно. Зверь внутри разорвал все цепи и жаждал нажраться ее крови.
Жаждал в эту минуту даже больше, чем вернуть себе все то, что потерял.
Он устранил двух иофамонцев и постепенно подкрадывался к месту привала, где оставались только Веда и Шели. Но едва завидел ее вблизи — замер, и не мог сдвинуться с места, потому что она нанесла ему еще один удар под дых, выбила его из равновесия и заставила скорчиться от боли, согнуться пополам и сжимать челюсти до крошева, скрипеть зубами. У нее на руках был ребенок. Двое детей. То, как она нежно прижимала к себе мальчика и ворковала с ним, не оставляло сомнений — это ее сын. ОТ НЕГО! Мать ее! От него! Она бросила детей Аша, а ребенка проклятого инкуба любила. И девчонка. Огненно-рыжая. Она льнула к Шели, обвивая ее шею руками. Значит, двое детей Аша мертвы, а дети инкуба живы.
Свидетельство ее измены, свидетельство ее любви к другому. Живое и говорящее доказательство предательства. Смотрел и чувствовал, как внутри даже каменный цветок крошиться на осколки.
Ненависть лишала рассудка, перед глазами шли огненные круги, его ломало и рвало на части. В это момент Аш впервые пожалел, что не сдох там, в замке Балместа. Нет ничего страшнее этой бесконечной серной кислоты, бегущей по венам, пенящейся и бурлящей, которая разъедает до костей его плоть, превращая в обезумевшую тварь, готовую к кровавому пиршеству.
Только ее боль утолит зверя, только ее слезы и крики. Возникло желание убить их всех прямо там. Прикончить и избавиться от боли….Но он понимал, что после её смерти будет еще больнее, после ее смерти он сгниет окончательно. Ненависть держит на плаву, над болотом и окончательной деградацией. Вначале нужно вернуть себе все то, что принадлежит ему по праву. Хладнокровно и расчетливо, именно с ее помощью, использовать суку так, как она использовала его. А потом поквитаться. У него будет время, чертовая туча времени после того, как вернет себе Огнемай и свою армию.
Снова посмотрел на нее и стиснул челюсти. Не изменилась — такая же красивая, нереальная для этого мира. Когда-то он мог ворваться в ее мысли и знать, о чем она думает, когда-то она принадлежала ему. Его собственность, его вещь, которую он мог сломать в любой момент, а вместо этого вознес до себя. Поднял на пьедестал. Она изменила его. Она научила его тому, чего Аш никогда не знал и, будь она проклята, лучше не знал бы и дальше. Так было легче жить.
Шели вдруг резко обернулась, и он отпрянул в темноту. Женщина встала во весь рост, лихорадочно оглядываясь по сторонам, словно успела заметить его. Сильнее прижала к себе ребенка, и он со стоном закрыл глаза, вспоминая, как когда-то она так же обнимала его детей, ласкала и целовала их, ворковала над ними. Заставила поверить, что бывает иначе, что его собственная память не обманывает его, когда выдает картинки из далекого прошлого, где темноволосая женщина качала его самого на руках и пела колыбельную.