Шелк и пар
Шрифт:
— Звучит зловеще, — вздернув бровь, заметила герцогиня Блайт.
— Будем надеяться, что вашим когтям суждена иная добыча. — Линч глазами указал на смертельное украшение с драгоценными камнями на кончиках ее пальцев.
— Поверьте, ваша светлость, вам нет нужды тревожиться.
Холодные серые глаза Линча впились в нее с такой пристальностью, что Мине стало слегка не по себе. Затем он улыбнулся:
— О, я и не беспокоюсь. Я всегда считал, что глупость вам не свойственна.
А только глупец может решить напасть на герцога, которого поддерживают больше четырехсот Ночных ястребов. Во всяком случае,
Движение за спиной герцогини Блайт привлекло внимание Мины. Бэрронс. Он шел сквозь толпу, возвышаясь над группками дебютанток, облаченных в жеманный белый. Когда он проходил мимо, те принимались яростно обмахиваться веерами, провожая горящими глазами его одетую в черное фигуру. Бэрронс напоминал волка, крадущегося меж стаек беззащитных маленьких лебедей. Улыбка Мины стала хищной, и, едва взглянув на герцога и его жену, она извинилась и покинула их.
На сей раз Мина преследовала его. Их глаза встретились, и Бэрронс вопросительно поднял левую бровь, а затем направился к лестнице, оставляя ей решать, идти за ним или нет.
Мина скользила сквозь растущую толпу, идя за облаком пара, которое извергалось из дрона-слуги. В зале их было множество. Взяв очередной бокал шампанского с плоского подноса на голове автомата-прислужника, она щедро плеснула туда крови и последовала за Бэрронсом на галерею, с которой открывался вид на главный бальный зал.
Когда Мина поднималась по лестнице, ее платье все сверкало в свете газовых ламп, и каждая блестка на подоле слегка шелестела, скользя по мраморным ступеням. Пышная юбка платья состояла из отдельных лепестков, золотых у основания и постепенно переходящих в черный на кончике. Корсаж же был сплошным золотом, и натягивал тонкие лямочки цвета шампанского, что едва не соскальзывали с ее плеч,
Газовые светильники на галерее были приглушены, и там клубились тени. Красный дамаск на стенах создавал атмосферу уединения и интимности. Увидев высокую, элегантную фигуру, облокотившуюся на балюстраду и наблюдавшую за толпой в бальном зале, Мина едва не задрожала от возбуждения.
Бэрронс даже не повернул головы, но она знала, что он почувствовал ее появление. Как иначе? Напряжение будто вибрировало в воздухе, по ее коже словно пробегали электрические разряды.
— Сегодня вы смотрите как-то по-особенному, — пробормотал Лео. Его собственные глаза были полуприкрыты. Он продолжал разглядывать гостей. — Я чувствую себя жертвой.
Он не выглядел жертвой. Высокий, жилистый, сильный, на боку рапира в ножнах, Лео казался королем собственных джунглей. Медленно повернув голову, он впился в нее темными глазами. На одно мгновение из-за игры света показалось, что зрачки Лео — не черные, по крайней мере, не абсолютно черные, а словно бы в прожилку. Прожилки эти манили теплом растопленного шоколада. На Мину тотчас же нахлынули чувства. Неуверенность. Она попыталась их стряхнуть. Сегодня ей, черт побери, нужна победа. Что угодно, лишь бы не думать об отсутствии ее величества.
— Смехотворное предположение. — Мина подошла к нему сзади. Провела филигранной работы когтями по спине. Бэрронс обернулся, следя за ее движениями. — Разве мне под силу причинить вам вред?
— Сдается, вы путаете меня с этими пустоголовыми дурачками, которые считают вас премилым украшением. — Повернувшись, он схватил Мину за руку и медленно поднес когтистые пальцы к губам. Ни на мгновение не отводя глаз, прижался поцелуем к запястью, чуть выше трепещущей жилки. Легчайшее прикосновение, нежнейшая ласка. Коснись он так какую-нибудь дебютантку, та решила бы, что Лео Бэрронс намерен соблазнить ее на контракт трэли. — Я знаю, сколь опасны вы можете быть. И как умна ваша маленькая хитрость в Совете. Мина окаменела.
— Хитрость?
— Подобно маятнику, вы выступаете то за одних, то за других. Задабриваете принца-консорта, голосуя вслед ему по тем вопросам, что вам не важны. Но лишь дело касается того, что затрагивает ваше сердце — или ведомую вами игру, — вы не отступаете ни на дюйм. В Совете еще никто не разгадал эту уловку. Все считают вас марионеткой, танцующей под его дудку.
В половине своих умозаключений Бэрронс не ошибся. Потрясающая проницательность и подтверждение, сколь пристально он за ней наблюдает.
«Опасность повсюду». Если кто-нибудь поймет, что за игру ведут они с ее величеством, им обеим конец.
— Хотя мне сложно примириться с тем, что случилось в Совете сегодня. — Поглаживая запястье, где до сих пор горел след от его поцелуя, Бэрронс отвел руку Мины от своих губ и, полуприкрыв глаза, отпустил ее совсем.
«Ну разумеется. Потому что вы не понимаете». Мина залилась краской. Она не обязана была объясняться и все же…
— Если бы ее величество продолжила говорить, он бы ей навредил. Возможно, унижение от публичной пощечины его удовлетворит.
В нее впился взгляд проницательных глаз.
— Выходит, вы поступили так из милосердия?
— Какое это имеет значение?
— Огромное, — ответил Лео и, повернувшись, облокотился на балюстраду и вновь принялся следить за гостями. — Это означает, что, возможно, я не ошибся на ваш счет.
В голове закружилась тысяча мыслей. Внутри от его слов поселился легкий трепет. Что за глупости? Ей ни к чему его похвала.
— Вам не нравится, как принц-консорт обращается с ее величеством, — не удержавшись, ибо и ее мучило любопытство, заметила Мина. Одна мысль, что сегодня Бэрронс пытался заступиться за королеву… Глупость, которая только бы привела к более суровому наказанию Алексы, если бы он не остановился… В груди Мины разлилось глупое тепло. За поведением Лео не скрывался хитроумный план. То был просто поступок мужчины, не одобряющего подобное обращение с женщиной. Невероятная редкость в их время!
— Я должен был остановить его. Должен был сделать что-то еще.
— Она не ваша жена. Он бы лишь пришел в ярость от вашего противостояния и выместил злость на ней.
— Знаю. Именно поэтому я замолчал. — Лео опустил глаза. — Но своим молчанием не потакаем ли мы ему?
Будто удар кинжала в самое сердце. Пройдясь полированными когтями по балюстраде, Мина нашла взглядом среди гостей принца-консорта. Тот смеялся какой-то шутке своего любимчика, шпиона Бальфура. Поднявшаяся волной ненависть словно бы повернула нож, и на мгновение все вокруг стало черно-белым — сидевший внутри голод прорывался наружу. Закрыв глаза, Мина глубоко вдохнула и позволила ненависти уйти, оставляя вместо себя лишь печаль и вину. Быть может, она ненавидела не только принца-консорта. Быть может, она ненавидела и саму себя тоже.