Шелкопряд

Гэлбрейт Роберт

– Ты сама-то веришь в этот параноидальный бред?

– Мы не слепые, видим, что делается! – кричала Пиппа.

– Заткнись! Когда ты начала меня выслеживать, никто, кроме убийцы, не знал, что Куайна нет в живых. Ты увязалась за мной в тот самый день, когда я обнаружил труп, а до этого, насколько я знаю, ты целую неделю следила за Леонорой. С какой целью? – Она не ответила, и Стайк повторил: – Последний раз спрашиваю: зачем ты шла за мной от дома Леоноры?

– Я думала, ты меня приведешь туда, где он прячется, – ответила Пиппа.

– Зачем тебе понадобилось

вынюхивать, где он прячется?

– Зачем, зачем… Чтоб его убить! – крикнула Пиппа, и Робин еще раз убедилась, что наблюдает, как и у Мартина, почти полное отсутствие инстинкта самосохранения.

– А убивать-то за что? – буднично поинтересовался Страйк, словно не услышал ничего сверхъестественного.

– За то, что он нас опозорил в этой книжонке поганой! Будто сам не знаешь… ты же читал… «Эписин»… вот гад, вот гад…

– Прекрати истерику! Значит, ты к тому времени прочла «Бомбикса Мори»?

– Да уж конечно…

– И стала регулярно засовывать дерьмо в прорезь для почты?

– Дерьмо к дерьму! – бросила она.

– Остроумно. Когда же ты прочла книгу?

– Кэт мне по телефону зачитала отрывки, где про нас с ней написано, а потом я заехала и сама…

– В какой момент она зачитала тебе отрывки по телефону?

– К-когда пришла домой и на коврике нашла эту хрень. Всю рукопись целиком. Еле сумела дверь открыть. Он ей листок за листком в щель для почты бросил вместе с з-запиской, – всхлипывала Пиппа Миджли. – Она мне показывала.

– И что было в записке?

– В ней так говорилось: «Час расплаты для нас обоих. Надеюсь, теперь ты счастлива! Оуэн».

– «Час расплаты для нас обоих»? – хмурясь, повторил Страйк. – Тебе известно, что это означало?

– Кэт не стала объяснять, но я-то знаю: она поняла. На ней лица не было, – тяжело дыша, проговорила Пиппа. – Она… она добрая. Ты ее не знаешь. Она мне к-как мать. Мы с ней познакомились у него на семинаре и стали… стали как… – У нее перехватило дыхание. – А он – мразь. Врал нам про то, что пишет, врал… про все врал…

Пиппа опять в голос зарыдала, и Робин, опасаясь насчет мистера Крауди, осторожно попросила:

– Пиппа, ты расскажи, что он вам наврал, вот и все. Корморан хочет узнать правду, он не собирается никого подставлять…

Робин не могла поручиться, что Пиппа услышала и поверила; скорее всего, ей просто хотелось облегчить израненную душу, но, так или иначе, она сделала судорожный вдох и разразилась потоком слов:

– Он говорил, что я ему – как вторая дочь, он сам мне это г-говорил. У меня от него секретов не было, он знал, что мать меня из дому в-вышвырнула и все такое. А еще я написала к-книгу про свою жизнь и ему показала, и он так загорелся, п-похвалил, обещал помочь с публикацией и сказал нам с Кэт, что вставил нас обеих в свой новый роман и я там – «чистая, неприкаянная душа», он сам мне так сказал, слово в слово, – у Пиппы дрожали губы, – и даже как-то раз сделал вид, что читает мне по телефону отрывок, просто чудесный, а сам… сам написал такое… Кэт ходила сама не своя… пещера… Гарпия, Эписин…

– Значит, Кэтрин вернулась домой и увидела на коврике

листы этой рукописи, – не выдержал Страйк. – Вернулась домой откуда – с работы?

– Из хосписа – у нее сестра при смерти лежала.

– И было это – когда? – в третий раз спросил Страйк.

– Да кого это касается?

– Меня, черт побери, это касается! – взорвался Страйк.

– Наверное, девятого ноября? – подсказала Робин, которая, отвернув монитор от дивана, где сидела Пиппа, успела просмотреть блог Кэтрин Кент. – Могло это быть девятого, во вторник? Как ты считаешь, Пиппа? В первый вторник после Ночи костров?

– Это было… ага, мне кажется, все верно! – Пиппу поразила такая счастливая догадка Робин. – Да-да, я помню, Кэт к сестре поехала в Ночь костров – Анджеле совсем худо стало…

– А как ты запомнила, что это произошло в Ночь костров? – спросил Страйк.

– Да очень просто: Оуэн в тот вечер сказал Кэт, что не сможет с ней встретиться, потому как будет запускать фейерверки со своей доченькой, – объяснила Пиппа. – И Кэт жутко расстроилась, тем более что он собирался уйти из семьи. Он же обещал, он обещал, что бросит свою сучку-жену, а потом вдруг вспомнил, что ему надо поиграть в хлопушки с этой деб…

Пиппа осеклась, но Страйк закончил вместо нее:

– С этой дебилкой?

– Я не со зла, – смешалась Пиппа и, похоже, больше устыдилась одного неосторожного слова, чем двух нападений на Страйка. – Мы-то с Кэт между собой всегда понимали: его дочь – это просто предлог, чтобы ему не уходить из семьи и не съезжаться с Кэт…

– Чем занялась в тот вечер Кэтрин, когда узнала, что Куайн не придет? – спросил Страйк.

– Позвала меня к себе, я пришла. А потом ей позвонили, что ее сестре Анджеле резко стало хуже, и она поехала к ней. У Анджелы был рак. Метастазы пошли по всему организму.

– Где лежала Анджела?

– Говорю же, в хосписе. В Клэпхеме.

– Как Кэтрин туда добиралась?

– Да какая разница?

– Здесь я вопросы задаю, понятно?

– Откуда мне знать… на метро, наверное. У Анджелы она пробыла трое суток, спала возле ее койки прямо на полу, на матрасе, потому как врачи сказали, что Анджела вот-вот умрет, но она все не умирала, и Кэт поехала домой переодеться – а там на коврике эти листы.

– А почему ты так уверена, что она приехала домой именно во вторник? – спросила Робин, и Страйк, который собирался задать тот же самый вопрос, посмотрел на нее с удивлением. Он еще не знал про старичка-букиниста и воронку в Германии.

– Да потому, что по вторникам, в вечернюю смену, я работаю в службе доверия – туда она мне и позвонила в полном раздрае, потому что сложила все листы по порядку и увидела, чт'o там о нас написано…

– Что ж, все это очень увлекательно, – сказал Страйк, – только Кэтрин Кент заявила полицейским, что в глаза не видела «Бомбикса Мори».

В других обстоятельствах перекошенное от ужаса лицо Пиппы могло бы показаться смешным.

– Развел меня, гад!

– Но ты – крепкий орешек, – сказал Страйк. – Даже не думай, – добавил он, преграждая ей путь к выходу.