Шелковый путь
Шрифт:
Сыпа явно устал. Затекли, задеревенели, как чурки, ноги, ныла спина. Голова гудела. Но лишь тогда он будет достоин славы сыпы, если просидит так, не шелохнувшись, не хмуря брови, до утра, до тех пор, пока его не проводят торжественно всем аулом. «Уа, славный пращур! — молился про себя сыпа. — Поддержи мой слабеющий дух. Не дай осрамиться. Не дай злорадничать черни. Не отметь меня тавром презрения!»
В аулах с неизменным почетом встречают сыпу. «Сыпе сопутствует благо», — говорят в народе. Но почет зачастую оборачивается испытанием, а испытание — тяжкой мукой. Однако приходится терпеть. Такова плата за почет и славу. Таков обычай, освященный предками.
Когда принесли бузу, настоянную на ячменном сусле, бедный шут поспешно встал и вышел из юрты, сказав, что пора присмотреть за лошадьми. Сыпа был вынужден выпить еще и его долю. Выпить-то он
Домбра, сделав круг, вновь пришла к нему. Он заиграл кюй знаменитого в этом краю кюйши Кайраука, прозванного шестипалым. Когда Кайраук играл на домбре, то пальцы его мелькали и порхали с такой быстротой, что никто не замечал, каким пальцем он щелкает по струнам, а каким нажимает на лад. Колесом сгибался Кайраук над домброй и яростно, самозабвенно нахлестывал струны. Играть сложнейшие, неистовые, как вихрь, кюи шестипалого Кайраука было не под силу большинству самых искусных домбристов. При одном имени чародея кюев люди насторожились, благоговейно навострили уши.
Сыпа с блеском сыграл кюй шестипалого на одной струне. Подобное еще никому не приходилось слышать. Старики были растроганы. От волнения у некоторых задрожали, задергались бородки. Женщины прослезились и вытирали кончиками жаулыков слезы восторга. Молодые притихли. Игра виртуоза-сыпы их потрясла. Скрывая слезы, они отвернулись к стенке. Вдохновенный кюй кончился, когда за юртой рассвело.
Вошел шут и доложил, что лошади оседланы. Если на то будет воля святых духов, пора поблагодарить радушных хозяев и тронуться в путь. Именно этого и ждал сейчас больше всего измученный сыпа. Он выпил напоследок чашу зоревого кобыльего молока и с трудом поднялся. Опираясь на руку шута, еле волоча онемевшие ноги, добрался сыпа до своего коня.
Весь аул вышел провожать сыпу. У многих на глазах были слезы прощания.
До самого перевала ехали гости шагом, как и подобает таким именитым людям. Они знали, что вслед им смотрит собравшаяся на краю аула большая толпа. Когда наконец одолели перевал и стали спускаться по склону, сыпа еле разжал сведенные судорогой челюсти. Голос его прозвучал хрипло, чуть слышно:
— Глянь-ка, не видать ли отсюда кого?
Шут ответил, что аул остался далеко позади, за холмом, и никто их отсюда не увидит.
— Ну тогда все… Подохну — подберешь останки! — прохрипел сыпа Омар и сполз с лошади, скатился в низинку, рухнул в кусты бурой степной полыни. Так, бывает, в пути сваливается с верблюда, треща по швам, огромный мешок-канар, набитый всякой всячиной…
Когда приходит лихая година, редко кому удается устоять, избегнуть ее нещадных ударов. Лишь мужественные и цельные натуры стойко выдерживают их. Ледяное дыхание неотвратимо надвигавшегося времени сбило с пути многих незаурядных мужей. Одним из них вскоре стал гордый и самолюбивый сыпа Омар. Когда родная земля оказалась под копытами коней чужеземцев и закачался остов отчей юрты, прославленный сыпа отрекся от своего дара, от звания народного любимца и с горсткой разбойников, рыскавших по кипчакской степи, подался к врагу. Предал он и песню, и людскую любовь, и пылкие радости души ради ничтожного, презренного прозябания. Заблуждения людей искусства особенно трагичны. Недавний любимец толпы, избранник с божьей искрой в груди нежданно-негаданно обернулся заурядным караван-баши с онемевшей душой, с потухшим сердцем, с огрубевшим чувством — караван-баши, понуро бредущим по Великому Шелковому пути. Об этом осталось в степи поверье и вечный укор предателю и его роду…
11
Возраст степной полыни кипчаки определяют по корням. Стебель полыни полностью отражает капризы погоды: в засуху он хрупок и сух, в дождь — сочен и пахуч. Стоит в любое время года, за исключением зимы, пробушевать ливню, как полынь, наливаясь терпким духом, распускает новые почки. Удивительно цепкое, жизнестойкое растение!..
Об этом думал сейчас Иланчик Кадырхан, широко шагая по земле, от края до края покрытой рослой — выше колена! — пышной полынью. Правда, мысли повелителя были не столько о полыни, сколько о таком же цепком и жизнестойком племени кипчаков, которое пустило глубокие корни в родную землю, питается ее благодатными соками и уже многие века процветает, распространяя
«Кто же мог пленить Ошакбая, отправившегося на поиски одинокого тулпара с двумя барабанами на луке? Зачем это понадобилось? И почему именно на Ошакбая пал выбор неприятеля? — думал он. — Как объяснить также вероломный набег на аул, оставшийся без своего батыра — заступника и защитника? Не орудуют ли это в степи лазутчики, посланцы каких-то более серьезных врагов? Что же нужно им в стране кипчаков?.. Велика и обильна она. Многочисленные кочевые и оседлые роды и племена их живут на огромном пространстве между полноводной рекой Инжу-огуз, священной горой Харчук, низменностями Хорезмского и Абескунского морей, от голубой степи Кулынды до тучных пастбищ на побережьях рек Ишима и Иртыша. По-разному называют эту страну, но все считают ее народ потомками древних ее обитателей — саков… Помимо Дешт-и-Кипчак встречалось иногда и другое ее название — Канглы-кипчак, то есть кипчаки рода канглы. Эта страна простиралась в океане степи, гранича на западе с государством Булгар, на севере — с Сабром, на востоке — с монголами, на юге — с Хорезмом и государством Караханидов. На бурлящий вулкан была похожа она: порой жила тихой, мирной жизнью, вполне довольствуясь бескрайними степями, но иногда, словно опьяненная своей силой, выходила из берегов, мгновенно выплескивала бесчисленные войска и обрушивалась на соседей. Целые народы сметались с лица земли, захватывались новые земли и несметные богатства. Когда такое войско поворачивало коней назад, оно мгновенно растворялось в степных просторах, точно льдины в южных морях. Во главе этих полчищ стояли ханы Алаша, Тоныкок, Огыл и многие другие.
Но вот уже несколько сот лет южная часть Дешт-и-Кипчака, в том числе могущественный Отрар и более сорока находившихся в его подчинении городов, оказались под непосредственным влиянием Хорезма. Под его владычеством очутились и все оседлые кипчаки-дехкане на побережьях реки Инжу. Главной причиной зависимости была новая мусульманская вера, неумолимо проникавшая в глубь языческой страны. Арабские завоеватели некогда захватили Отрар, Испиджаб, Сыгынак, Тараз и другие южные города кипчаков. Однако горожане вскоре опомнились, объединились и прогнали арабов-чужеземцев, прозванных ими опиумокурильщиками. Дорогой ценой была возвращена свобода, но, уходя, арабы оставили на этой земле свою религию, многочисленных сахаба, сподвижников пророка; баба, последователей сподвижников; ата, учеников последователей; кари, чтецов и толкователей Корана; благочестивых софы и ходжей, прямых потомков пророка. В народе почитались духовные наставники кипчаков — Жаланаш, Арыстанбап, Жлаганата, святой отшельник Бабай Азиз, прозванный Волосатым.
Отрар и другие города, оказавшиеся, таким образом, раньше, чем кочевые кипчаки, в сетях ислама, попали в зависимость от хорезмийцев, ибо одним из оплотов мусульманства была тогда священная Бухара. Но при всем своем могуществе исламская религия не была единственной причиной зависимости Дешт-и-Кипчака от Хорезма. Да и зависимость была относительной. Жили кипчаки все же своей, самостоятельной жизнью, и полной власти над ними хорезмшахи не имели. Поддерживаемый всей огромной степью Иланчик Кадырхан лишь в делах веры и на правах соседства общался с правителями Хорезма.
Нынешний хорезмшах Мухаммед, сам наполовину кипчак, неизменно держит при себе советника из кипчаков. Тот принимает непосредственное участие в решении важнейших государственных дел. Лично он, Иланчик Кадырхан, состоит членом Дуан-арза — государственного совета в Ургенче. Родная мать всемогущего шаха Хорезма, «повелительница всех женщин мира» Турханханум, родом из кипчакского племени канглы. Иланчик Кадырхан приходится ей родным племянником.
В чем слава и сила нынешнего Отрара?.. Все знаменитые караванные дороги, самая главная из них — Великий Шелковый путь, начинающийся у Мраморного моря и идущий далеко на Восток, и Главный Шелковый путь, ведущий из древнего Вавилона через Индию и Хорезм в сторону Китая, и так называемая Вражеская дорога, между государствами Сабр и Хорезм, пролегают через Отрар. Здесь в караван-сараях подолгу живут именитые купцы и путешественники со всех концов земли; на отрарском Кан-базаре торгуют товарами со всего света. Отсюда караваны продолжают свой далекий путь. Торговля в Отраре развивается стремительно, и благодаря ей город процветает изо дня в день. Земли здесь плодородные, воды вдоволь, дехкане трудолюбивы, издревле занимаются земледелием, бахчеводством и садоводством.