Шемячичъ
Шрифт:
Не добившись успеха в Рязанской земле и не взяв самой Рязани (ее осаждал Бурнаш-Гирей), крымчаки с захваченным полоном повернули восвояси. Проводив незваных гостей за пределы края, еще раз успешно разбив в короткой схватке приотставший чамбул, прибыли в Рыльск и полки Дмитрия Настасьича. Порадовали князя случайной победой и воинской добычей — двумя сотнями коней да множеством оружия и доспехов, снятым с убитых степняков.
— С паршивой овцы хоть шерсти клок, — шутил воевода, докладывая князю о делах ратных.
И в эту минуту так был похож на покойного князя Ивана Дмитриевича, что Василий Иванович невольно засмотрелся. Потом, правда, с внутренним недовольством сбросил с себя это наваждение. «Не хватало только слезу умиления пустить да с объятьями кинуться», — укорил себя.
— Что ж, с почином тебя, Дмитрий, — поблагодарил довольно сухо. — И впредь так действовать. Дружину не распускать. Думаю, ей еще найдутся дела.
— Буду стараться, светлый князь, — совсем по-боярски склонил голову Дмитрий.
«Ишь ты, — усмехнулся про себя князь, — гордость воинскую показывает. Ну-ну…»
В следующем году в Вильне умерла королева Елена Иоанновна1, сестра московского государя. Это печальное событие, похерив «вечный мир», стало поводом к началу новой войны между Московским государством и Литвой. В Москве верили в слух, что вдовствующую королеву отравили. Вот Василий Иоаннович и решил отмстить литовским панам и самому Сигизмунду за смерть сестры. Но так как до Вильны было далеко, то московские рати 19 декабря, несмотря на морозы и метели, двинулись с обозами и пушками к Смоленску. Собрался к Смоленску и князь Шемячич, но из Москвы прибыли служивые люди, которые в грамотке и устно довели слово государя: оставаться на уделе и беречь земли от крымчаков и литовцев.
«Беречь, так беречь, — не стал возражать и противиться воле государя князь. — Придут иные указания — исполним и их. Служить православной вере и Руси Святой можно разно».
Ближе к осени, когда от крымчаков, по сообщениям дозоров, очистилась степь, Василий Иванович, собрав под своей рукой около трех с половиной тысяч ратников — рылян, курчан и северцев — повел их на Киев.
— На что нам Киев? — удивился Дмитрий Настасьич.
— Нам он не нужен, — нахмурился князь, которому не понравился тон воеводы. — Но он нужен московскому государю.
— А тому зачем? — не распознав недовольства, продолжил допытываться Настасьич. — Разве у государя земель не хватает?..
— Земель-то, возможно, и хватает, но Киев — это русский город. Ни литовский, ни польский, а русский! И он должен быть с Русью. Теперь понятно? — повысил голос Шемячич. А про себя подумал, что Дмитрию далеко до Прохора Клевца: тот бы глупых вопросов не задавал, сам все понимал.
— Теперь понятно, — уразумел, наконец, воевода.
— Раз понятно, то больше ненужных речей не веди. Голова целей будет. Лучше за порядком в полках следи.
Воевода понял, что князь не в восторге от общения с ним, и направился к первой сотне, чтобы проследить за порядком.
Хоть Киев и был захвачен врасплох, но взять его не удалось. Впрочем, такой задачи рыльский князь перед собой не ставил. Достаточно было внести панику и пощипать окраины. А это получилось как нельзя лучше: не жалели ни изб ремесленного люда, ни теремов торговых гостей и польской шляхты, ни храмов. Особенно досталось католическим костелам. Отягощенные добычей, но без полона, который бы сковывал движение, возвратились в Рыльск.
Дома ждало радостное сообщение: у сына Ивана и невестки Анастасии появился первенец, нареченный Юрием.
«Может теперь сын за ум возьмется, — подумал Василий Иванович, — и хоть к старости опорой мне и сестрам станет. Сколько можно нос от ратных дел воротить да на храмы монастырские поглядывать… А случись со мной, не дай бог, что… кто о сестрах единокровных позаботится?.. А им лет через десять и о замужестве задуматься надо».
Дочери Василия Ивановича, Марфа и Ефросиния, рожденные буквально через год с небольшим одна за другой — так уж случилось — росли дружно. Целая дюжина мамок да нянек пестовала их с утра до вечера. От челядинок не отставали боярыни и боярышни, проводившие многие часы во дворце с княгиней Ксенией Михайловной. Та после рождения дочерей от тихой сытной жизни разрумянилась ликом и раздобрела телом. От прежней березковой стройности даже следа не осталось. Зато возлюбила властвовать. И не только над прислугой и челядью, но и над женами немногочисленных рыльских бояр и боярышнями. Соберет их со всей округи и ну, давай, туда-сюда по дворцу шастать. Шум да гам стоит, словно в курятнике, когда какая-нибудь пеструшка снесется, а все товарки ее радуются. Случалось, что порой всем скопом садились за вышивание. А чтобы работа не была скучной, княгиня приказывала сенным девицам песни петь. И так с утра и до вечера. С перерывом разве что на обеденное застолье.
Князь в дела княгини не вмешивался, придерживаясь древней мудрости: «Чем бы баба не тешилась, лишь бы не докучала».
Следующие четыре года, по велению государя Василия Иоанновича, рыльский князь с северскими полками оберегал южные рубежи Московского государства. Особенно тяжко пришлось в 1516 и 1517 годах, когда волна за волной накатывались крымчаки и ногайцы на южное порубежье Московского государства. И как сказывали разведчики, их было не менее двадцати тысяч. Одни шли на Тулу и Рязань, другие к Путивлю и Рыльску. От Тулы врага гнали молодые князья-воеводы Василий Семенович Одоевский и Иван Михайлович Воротынский. От Путивля и Рыльска трижды гнали князь Василий Шемячич с воеводой Дмитрием Настасьичем. И не просто выпроваживали за пределы земли Русской, но и били их на берегах Псла и Сулы.
Особенно удачной была битва полков северского князя на Суле, когда не менее пяти тысяч степняков навсегда остались лежать на берегах этой реки. С победной реляцией отправил Василий Иванович своего служивого человека Михаила, сына Януша Кислинского, в Москву — порадовать государя. Государь оценил по заслугам ратное старание рыльского и северского князя: по собственной воле наделил его градом Путивлем.
«Володей и помни о милости моей, — писал в дарственной грамоте Василий Иоаннович. — А еще помни, что за Богом молитва, а за государем служба — не пропадает».
Получив новый удел, Василий Шемячич своим наместником направил туда Дмитрия Настасьича, дав наказ, подобный тому, который получил от государя сам:
— Правь, но не забывай, кому ты этим обязан.
Дмитрий благодарил и клялся в верности. После чего вскоре отбыл в Путивль. Как решил Василий Шемячич, за ним оставалось и воеводство над всеми северскими и рыльскими полками. Это обстоятельство не позволяло Дмитрию долгое время находиться в Путивле. Обязанности воеводы требовали его присутствия то в Новгороде Северском, то в Рыльске, то в Курске, то в малых городищах по Сейму и Пслу. Не князю же, на самом деле, в свои пятьдесят пять лет мотаться по градам и весям, проверяя воинскую готовность местных ратников и укрепленность отдаленных крепостиц.