Шепот стрекоз (сборник)
Шрифт:
– Ну, бабушка!
– Не «бабушкай»! Оля, я тебя спрашиваю!
Оля картинно закатила глаза и, коверкая слова, протянула гундосым басом:
– «Слипой музикант!»
– Не коврятайся. Говори нормально. А чьё это произведение, знаешь? Кто автор?
– Ну, бабушка! Короленко какой-то…
– Это ты пока
какая-то
! А Владимир Галактионович в своё время был приличным писателем.
Ольга встрепенулась,
– А ты откуда знаешь, как его зовут? Ты была с ним знакома?
– Господь с тобой! Я ведь тоже училась когда-то…
– А кто-то говорил, что в детстве за коровами ходила!
– И за коровами ходила, и книжки читала. Всё успевала. Так что бери «Слепого музыканта» и – вперёд!
Покончив с Олиной причёской, бабушка принялась за вязанье.
– А «Дети подземелья» вам, случайно, не задавали?
– Ты и это знаешь! – не переставала удивляться внучка.
– Я, милая моя, много чего знаю. Всё-таки жизнь прожила.
– Ещё не прожила. Ты же живая!
– Живая, слава богу. А ты хочешь меня уморить. Читай! Или нет, постой! – бабушка подскочила на стуле, взяла с перевёрнутого вверх дном ведра ярко-красный помидор, протянула внучке. – Сначала съешь помидорчик. Первый! Специально для тебя сорвала. Скоро пойдут. Ешь! В воскресенье родители приедут, так мы им пока с собой не дадим. Мало ещё хороших-то.
– Нет, бабушка, – возразила Оля. – Хорошего надо всем понемножку.
Бабушка опустила вязанье, погладила внучку по тщательно расчёсанным волосам, звучно поцеловала.
– Вот за что я тебя люблю! Молодец, девка!
Увидев близко перед собой иссечённое морщинами бабушкино лицо, Оля уставилась на него в удивлении, замерла.
– Ты чего, Оля? – испугалась бабушка.
– Бабушка, я заметила, у тебя глаза бывают то голубые, то серые. Это отчего?
– Так уж Господь распорядился. Всю жизнь – то голубые, то серые. Когда мне хорошо – голубые. Когда плохо – серые. Ой! – спохватилась вдруг бабушка. – Про таблетки-то я и думать забыла! Дай мне, Оля, там, в кухне, на столе…
От перенесённого стресса, последовавшего год назад после скоропостижной смерти мужа, бабушка нажила себе диабет и теперь по рекомендации врача регулярно принимала лекарство и следила за своим рационом. И глаза у неё теперь чаще были серые.
Проглотив таблетки, бабушка снова принялась за вязанье.
– А сейчас у тебя – голубые! – сказала Оля, тыкая пальцем бабушке в лицо. – Значит, сейчас тебе хорошо?
– Хорошо, девонька. Только не тычь пальцем в лицо. И нечего про мои глаза зубы-то заговаривать. Бери книжку и читай. Вслух читай!
– Ну, бабушка! Не буду вслух.
– Почему это?
– Мне тяжело.
– Что тяжело?
– Слова произносить.
Бабушка рассмеялась дробно, подпрыгивая на стуле грузным телом.
– Ишь, чего выдумала! Слова ей тяжело произносить! Вот насмешила так насмешила. Ну, тогда читай про себя, если вслух тяжело. А потом перескажешь. Я от тебя не отстану.
– Ну, бабушка!
– Читай, читай, не «бабушкай»! А я клубнику полью, пока воду дают.
И бабушка принялась деловито расправлять по-змеиному свёрнутый зелёный армированный шланг.
Между тем дачники просыпались. Где-то в углу дачного кооператива, у самого леса, по-собачьи взвыл электрорубанок. В другом углу, ближе к пруду, заверещала с рассыпчатым звоном циркулярка. На соседних участках с двух сторон одновременно пузыристо зажужжали триммеры – ручные электрокосилки.
Бабушка обожала тишину. Первой отрадой для неё были шелест листвы и птичье щебетанье. И потому каждый механизированный звук она встречала в штыки – сердце не принимало.
– Дождались! Начался денёк, – проворчала она, направляя струю воды на грядку с клубникой. – Опять повключали свои бздюкалки, прости господи!
– Ну, бабушка! – укорила внучка. – Мне говоришь, а сама…
– А ты не слушай. Заткни уши и читай, – наставляла бабушка, бурча себе под нос скороговоркой: – А что я говорю? Я правду говорю. И безо всяких «блинов».
Оля взяла книжку и, приблизив её к лицу, широко зевнула, словно желая проглотить. Но потом всё-таки открыла и долго листала в поисках картинок.
С тыла бабушкиного участка, совсем рядом, зажужжал ещё один триммер. От неожиданности бабушка упустила шланг.
– Тьфу! И этот… кавалерист в жёлтой майке – туда же!
Оля оторвалась от книги, посмотрела на соседа в жёлтой майке.
– А почему «кавалерист»? – спросила она.
– А как же не кавалерист! Ноги колесом и лошадиная привычка фыркать на соседей, – с чувством проговорила бабушка, видимо, вспоминая какую-то недавнюю обиду. – А ты читай, не отвлекайся!
Через пять минут Оля отложила книгу в сторону и взялась за удочку. Но бабушка была начеку.
– Сколько прочитала?
– Три страницы…
– Уже! А если честно?
– Ну, две… с половиной…
– Ох, ты хитрюшка! Ладно, гуляй на здоровье. Да смотри, не перегуливай. Жду тебя к обеду, не позже.
Оля подпрыгнула кузнечиком, натянула на глаза белую панамку и, ловко проскакав между грядок, шмыгнула за калитку. Утренний зов на этот раз не понадобился. Тут же из противоположной калитки показался Кирилл с удочкой наперевес. Оля подскочила к нему почти вплотную и, загадочно выглядывая из-под панамки, произнесла с вкрадчивой томностью: «Привет!»
Кирилл смущённо поднял белёсые брови, подался назад.