Шепоты старой усадьбы
Шрифт:
– Хорошо. Анечка, заставляй их подписываться в нужной ячейке, потому что, если вдруг – не дай Бог – что-то пропадет, отвечать будем мы с тобой.
– Поняла. – Чуть подумав, я спросила: – А если наш энтузиаст по ловле призраков что-то стащит, кто будет отвечать? Вы его в журнал не записывали.
Галина Викторовна подскочила, сидя на стуле.
– Анечка, конечно, лучше всего находиться рядом с ним неотрывно. Ведь записать-то я его не могу! Это неофициальное расследование.
– А как же постановление Главы района?
– Он и велел никому ничего не сообщать.
– Поняла, пойду следить, – со вздохом заявила я и поднялась, отложив блокнот.
– Я бы пошла с тобой, но… – Галина Викторовна замялась, думая, какими словами объяснить свое нежелание, но тут раздался звонок с поста охраны.
Я, в принципе, и так уже знала ее отношение к верхним этажам и то, что любые попытки заставить ее сунуться туда будут обречены на провал, потому не стала дожидаться, когда она повесит трубку, а просто пошла наверх самостоятельно.
На лестнице появились новые следы: сегодня под утро шел сильный дождь, и земля еще не везде просохла, несмотря на довольно теплую погоду. Я стала медленно шагать по ступеням, не забывая осматриваться. На стенах кое-где облупилась краска. Все-таки холл подвергали косметическому ремонту некоторое время назад, это видно в контрасте с остальными помещениями. Хоть краска того же цвета, но явно не свежая, оставшаяся еще с перестроечных времен.
Я поднялась на второй этаж и вышла через такие же белые двери, как и внизу. Длинный коридор шел перпендикулярно лестничной клетке, и я не знала, куда сворачивать: направо или налево. Справа, впрочем, была лишь одна дверь, лестница была расположена ближе к торцу, однако вдруг он именно там? Жаль, я не слушала Галину Викторовну, когда она объясняла энтузиасту сообщества по ловле призраков, куда идти.
Я затаилась, чтобы услышать, где именно бродит наш гость, но кругом было тихо. В итоге я решила подать голос:
– Анатолий! Вы где?
– Я здесь, – донеслось откуда-то слева. Туда я и направилась.
Через пару метров прямо на меня из высоких дубовых дверей вышел новый знакомый.
– Ой, – испугалась я вначале. – Вы нашли что-нибудь? – потому что охотник за привидениями выглядел озадаченным.
– Да, идемте со мной.
Он вернулся в помещение, откуда вышел на мой зов, я потопала следом.
Это был огромный зал с рыжим паркетным полом, выполненным лесенкой, длинными столами, накрытыми красным плотным материалом наподобие бархата, высокими, в пару метров, окнами, завешенными полупрозрачными тюлями (красивые гардины с кистями располагались по обе стороны, так, чтобы не мешать свету проникать внутрь), и несколькими рядами одинаковых стульев, как в театре, выстроенных спинкой к окнам и «лицом» к огромной белой магнитно-маркерной доске, что висела на одной из стен. Сами стены представляли собой нечто невероятное.
– Это все подлинное? – изумилась я, не отрывая взгляда от необыкновенной росписи, созданной, как сейчас бы сказали, в стиле 3D.
– Это вы мне скажите, вы же культуролог.
– Искусствовед, – поправила я.
– А какая разница?
– Культуролог – это общая специализация, искусствовед – более узкая.
Я подошла к стенам вплотную и попросила Ткаченко включить свет. Гигантские хрустально-рожковые люстры, свисающие с пятиметрового потолка, испустили яркое золотое свечение.
Картина стен завораживала. За многочисленными колоннами, выполненными в серых тонах, просматривалось огромное пространство пустующей площади, запертой между двух арочных стен. Серость колонн создавала впечатление, что на площади есть дневной свет, в то время как мы находимся в тени. Поверх колоннады наложены яркие фамильные гербы, украшенные позолотой, которая сейчас помпезно играла в свете хрустальных люстр.
Потрогав стену руками, я уверенно выдала:
– Роспись сделана в конце восемнадцатого века. Так называемая перспективная живопись.
– Перспективная? – хмыкнул Анатолий. – В смысле потом можно будет продать подороже?
Я скупо улыбнулась.
– Нет. Создает иллюзию трехмерного пространства, иными словами – объем.
– А. Ясненько. Значит, ты в этом сечешь?
Я пожала плечами, мол, называй как хочешь, я просто делаю свою работу.
– А для чего ты звал-то меня? – Ввиду того что Толя перешел на «ты» и мы были примерно одного возраста, я не стала упрямиться и тоже стала «тыкать». – Просто чтобы показать красивую картинку?
– Нет. Смотри сюда. – Он нажал на кнопку, и на экране прибора возникла чехарда цифр. – Это напряженность высокочастотного ЭМП.
– Электромагнитного поля? – самостоятельно расшифровала я аббревиатуру. Он кивнул. – И что?
– Зашкаливает. Это первое место, где прибор ведет себя странно.
– В смысле, первое? А где ты еще был? – Помнилось мне, ему давали только один ключ.
– Прошелся по коридору второго этажа. И на лестнице включал.
– А, ясно. – Я немного помолчала, кое-что обдумывая. Наконец спросила: – Толя, как ты считаешь, эти волнения электромагнитного поля можно создать специально?
– Что? – удивился он.
– Ну… технически.
– Нет. Не знаю… Зачем?
Я не успела пояснить свой вопрос, так как в этот момент в Гербовый зал, он же Зал заседаний, резко вошел высокий человек в сопровождении трясущейся и побелевшей лицом Галины Викторовны. Странно, я думала, ее и палкой наверх не затолкаешь, если только каким-нибудь особенным кнутом. Или мужик и выполнил роль того самого кнута?
Я пригляделась к чужеземцу. Он… Нет, я так говорю, будто сама уже обосновалась здесь так, что по праву могла себя именовать аборигеном. На самом деле, нет. Одна в ночь в здании – это еще ни о чем. Так вот, мужчина. Он был высок, плечист, мощен. Лет тридцати пяти от роду. На лицо не урод и не красавец – простая, обычная внешность. Он чем-то напоминал Шварцнеггера в молодости, физиономией – в меньшей степени, фигурой – в большей. Однако выражение глаз из-под насупившихся бровей заставляло ежиться от дискомфорта. Что-то с ними было не так, с этими глазами…