Шерас. Летопись Аффондатора. Книга первая. 103-106 годы
Шрифт:
– Действительно! – сказал Божественный. – Я думаю, Семерик в полной мере заслужил Гребень Героя…
Одрину Божественный подарил свой кинжал в драгоценных ножнах и подошел к Идалу.
– Я слышал твою печальную историю, знаю и о том, что ты на днях покидаешь нас. Не передумал ли?
– Хотелось бы, мой Бог, – смело отвечал Идал. – Но имущество моей несчастной семьи, оставшейся без мужчин, требует наилучшего управления. К тому же наш род прекратится, если я ненароком погибну.
– Всё это так, – согласился Инфект, и его окружение закивало головами. – Нам нужны смелые и способные воины, но не менее важно для нас сохранить славные родовые традиции. Чем же ты будешь заниматься?
– Мой род, Великий и Всемогущий, вот уже на протяжении нескольких сот лет вырабатывает полотно. У нас есть собственные землевладения, ткацкие мастерские и гомоноклы, – объяснил эжин.
– Отлично. Я уже догадываюсь, как отблагодарить тебя за преданное служение. Скоро в лагере Тертапента будет создаваться новая армия – Шестая эргола. Это значит, что нам понадобится столько ткани, сколько нужно для того, чтобы одеть не менее ста тысяч человек. Если качество твоего полотна нас удовлетворит, то я назначу тебя именным поставщиком Инфекта.
– Благодарю тебя, мой Бог! – отвечал Идал, однако на его лице не дрогнул ни один мускул.
Закончив с Идалом, Алеклия подошел к ДозирЭ. Их глаза встретились, и молодой человек заметил хитринку, нечаянно вспыхнувшую во взгляде правителя.
– Ну, а чего хочешь ты, мой друг? – спросил Божественный, но сказал это так тихо, что никто его не услышал, кроме самого воина. – Впрочем, я знаю, чего ты можешь желать. Но этого ты не получишь. Никогда!
– Я понимаю, мой Бог! – так же негромко отвечал белоплащный, опустив глаза.
Некоторое время правитель и воин стояли друг против друга молча. Пауза затягивалась. Возникло напряжение.
– Провтавтх, любезный мой учитель! – вдруг громко обратился Инфект к тхелосу. – Подскажи, чего не хватает этому воину?
Алеклия застал Провтавтха врасплох, ибо телом он, конечно, находился на пиршестве, но разумом давно уже блуждал в лабиринтах сложных умозаключений. Его наивное замешательство вызвало улыбки. Однако тхелос быстро нашелся, бросив лишь один цепкий взгляд на высокую фигуру белоплащного воина:
– Звания. Ему не хватает звания.
– Да, но он только недавно стал главным десятником! – возразил Алеклия с притворным возмущением.
– Звания, звания! – поддержали вокруг.
– Что ж, я вынужден подчиниться воле народа, – сказал, притворно вздыхая, Инфект. – Принесите знаки отличия айма!
ДозирЭ сменил хвостики десятника на два зеленых и один пурпуровый хвостика сотника, украсившие его правое плечо. Молодой человек едва не задохнулся от счастья, переполнявшего грудь.
Таким образом, всех четырех героев вознаградили наилучшим образом. И трудно было сказать, кому повезло больше. Волей провидения, а скорее, благодаря проницательности Божественного и его ловкой игре, каждый из них получил именно то, чего более всего желал.
Когда маленькая церемония закончилась, Инфект пригласил воинов за стол и предложил отведать несколько замысловатых блюд. А сам не переставал вспоминать истории, произошедшие в последнем походе. Любимый его рассказ был о бывшем рабе Панацее, тем более что старец присутствовал здесь же: он ходил между столов с черепом в руках, вряд ли понимая, где он и что с ним. Каждый из присутствующих старался коснуться его одежды, считая, что это принесет счастье. В свое время Панацея определили в один из храмов Инфекта на территории Дворцового Комплекса, так что теперь он находился на попечении жрецов. Первое, что сделали служители храма, когда безумца к ним привели, – отняли у несчастного голову дондрона и выварили ее в особом составе. Получившийся белокостный череп оправили золотом и драгоценными камнями. Когда голову дондрона возвратили старцу, он долго не признавал ее и капризничал, но потом всё же свыкся с ней и успокоился. Теперь Панацей блуждал по аллеям парка, разговаривая со своим черепом, будто с человеком. Заходил в любой дворец, делал что хотел. Никто не имел права ему препятствовать. Вся Авидрония уже знала о Панацее, ходили слухи, что он излечивает самые ужасные болезни. В Грономфу стекались толпы страждущих, горя только одним желанием – увидеть его, а если повезет – дотронуться до него. Считалось небывалой удачей, если удавалось поцеловать святому старцу руку или его реликвию. Но это было небезопасно: Панацей не всем позволял касаться своей руки, а тем более черепа – если он кому-то не доверял, то сильно нервничал или пугался, бормотал проклятия, бросая тем самым на человека тень, и его репутация в глазах окружающих становилась сомнительной.
Тем временем пир продолжался, и вскоре разговор коснулся флатонов. Никто не сомневался, что кровожадный Фатахилла рано или поздно попытается высадиться на континент, чтобы развязать жуткую бойню. Все надежды связывались с армадой «ФорнЭ», усиленной посланными из Грономфы резервами, которая по-прежнему контролировала пролив Артанела и должна была препятствовать любым попыткам флатонов переправиться на другой берег.
– Можно считать, что Берктольского союза более нет. Кто же поможет Авидронии сражаться с флатонами? – спрашивали у Алеклии. – Ведь цель Фатахиллы, несомненно, Грономфа!
– У Авидронии есть Дати Ассавар, – отвечал за Божественного Провтавтх, живо заинтересовавшийся поворотом темы, – и Великая Подкова. У Авидронии есть десятки неприступных кодов, крепостей и городов. У Авидронии есть армия, доблестные деяния которой красноречиво свидетельствуют о ее непобедимости. Ну а прежде всего – у Авидронии есть Инфект. Разве этого недостаточно?
– Да, но едва ли не все авидронские партикулы в походах, – не успокаивался один из представителей народных собраний, не обративший внимания на возгласы восхищения, последовавшие за словами тхелоса. – В Авидронии, по сути, находятся одни гарнизоны городов и пограничные отряды. Кто будет сражаться с воинами Темного океана?
– Скоро мы закончим войну в Иргаме, – вступил в разговор Алеклия, лицо которого потемнело, потому что Гражданин затронул самую больную тему. – Лигур сообщает о том, что захватил более половины территории страны и продолжает стремительно продвигаться вглубь. Вскоре Иргама падет, Тхарихиб встанет на колени – в этом нет никакого сомнения. И тогда мы отзовем партикулы и перекинем их к Великой Подкове.
– Война с Иргамой длится вот уже почти два года, – не унимался представитель собраний, – а о конечной победе пока и речи нет. Мы слышим только о сражениях и об удачных осадах, однако вот уже двадцать девять месяцев посылаем в Иргаму партикулы и несметное количество припасов, а взамен не получаем ничего, кроме твоих обещаний, мой Бог. Сколько же можно терпеть?
Божественный опустил голову, чтобы скрыть гнев. Представители народных собраний всегда и везде досаждали ему, и в такие мгновения он в полной мере ощущал себя именно инфектом, а не наследственным интолом, как иногда ему казалось на фоне всеобщей любви и слепого почитания. Но представители от Ресторий имели полное право по закону так себя вести – пристрастно спрашивать, требовать, указывать. Ведь в конечном счете они же его и избрали. Может быть, голос именно этого белита оказался решающим в том историческом голосовании, когда его объявили Богом и правителем всех авидронов. Эти же Граждане могут в любой день низложить его, собрав по требованию народных собраний Круг Ресторий.