Шерас
Шрифт:
— Прежде чем ты успеешь что-либо рассказать ЧезарЭ, он узнает о том, как ты насильно овладел мною в купальнях. Поверь мне, этот рассказ будет настолько живописным, что мой добрый гном поверит в него, будто всё видел собственными глазами. Твое единственное спасение — немедленно покинуть этот дом и более никогда в нем не появляться.
— Что я сейчас и сделаю с большим удовольствием, — отвечал ДозирЭ.
— И поспеши, иначе я закричу, и здесь появятся слуги. То, что они увидят, будет для ЧезарЭ хорошим подтверждением моих слов. То-то он подивится твоей благодарности в ответ на его гостеприимство.
Молодой человек кое-как оделся и стремглав выбежал из купален. Он покидал дворец, пустив лошадь с места крупной рысью. Всю дорогу он с глубокой
ДозирЭ пересек площадь Радэя, миновав Дерево Жизни и Церемониальные ворота, и подъехал к стенам главной грономфской цитадели со стороны военного порта. Казарменные ворота охраняли воины Белой либеры. Услышав от подъехавшего десятника тайное слово и посмотрев его онисы, извлеченные из жезла власти, стража пропустила всадника внутрь. Лошадь сделала несколько шагов, и перед молодым человеком открылись казармы, занимавшие внушительное пространство. То были ровные ряды трехъярусных зданий квадратной формы, возведенные из больших каменных блоков.
— Вот, Кумир, мы и приехали, — сказал ДозирЭ лошади, дружески ее оглаживая. — Здесь тебя не будут кормить, как в доме грономфского богатея, но зато ты будешь жить неподалеку от самого Божественного. Возрадуйся.
В ответ боевой конь лишь повел головой в сторону ближайшей казармы, верно, почуяв кобылу.
Через несколько дней ДозирЭ уже и не вспоминал о случае в купальнях ЧезарЭ. Его захватила отрядная жизнь. День был полон забот: несение страж, бесконечные тренировки и состязания, церемониальные выезды. Каждую триаду весь отряд совершал однодневный поход, неизменно заканчивавшийся массовым столкновением — подобием боя, в котором, однако, в отличие от кровавых схваток «неуязвимых», отборным воинам не позволялось наносить друг другу увечья.
Воины Белой либеры готовились как для конного, так и для пешего боя. Они должны были быть прекрасными лучниками, дротикометателями, бегунами, следопытами. Очень много времени уделялось сигналам, боевому строю и перестроениям. Не раз молодой воин вспомнил добрым словом уроки партикулиса Эгасса, после которых служба в отряде телохранителей Инфекта казалась совсем не затруднительной.
Белая либера считалась лучшим отрядом Авидронии. В нем состояли отпрыски самых влиятельных родов и достойнейших эжинов. В семь лет мальчиков приводили в военные ходессы Белой либеры, куда принимали далеко не каждого и где обучение было платное — несколько берктолей в год. Тренировки, состязания, походы, лагеря, ежегодные Испытания. Часто сами Инфекты принимали живейшее участие в наставлении мальчиков. В двадцать лет юноши проходили последнее Испытание и становились воинами. После посвящения в белиты их отправляли с обычной партикулой в самое трудное место, где они проводили не менее года, а то и три-пять лет. При этом обязательным считалось участие в сражениях. Они должны были прославить свое имя многими подвигами. И только после этого бывшие ученики привилегированных военных ходесс становились десятниками и зачислялись в Белую либеру.
Еще со времен Радэя Великолепного в ряды белоплащных, помимо воспитанников ходесс, начали набирать сыновей союзных интолов и наследников племенных вождей. Среди мелких правителей считалось знаком благосклонности со стороны всесильной Авидронии, когда их детей без всяких испытаний принимали в телохранители Божественного. Некоторых из этих инородцев зачисляли не по собственной воле, а по требованию Инфектов, и они являлись как бы заложниками. Пока сыновья вождей находились в Белой либере, под бдительным присмотром товарищей по оружию, их отцы не могли предпринять никаких действий во вред Авидронии и лишь беспрекословно выполняли указания из Грономфы. Так, Инфект Авидронии Ромитридат, который впоследствии был низложен Ресториями, захватывая очередную племенную
Впрочем, славным отпрыскам континентальных вождей в Белой либере служилось совсем неплохо. Они жили в Грономфе, на территории красивейшего Дворцового Комплекса, и обучались военному искусству в одной из лучших армий, проводя время в тренировках и состязаниях, а иногда и в жарких сражениях. Посещая Ристалища, Ипподромы, Цирки, Театры, кратемарьи и акелины, ликуя вместе с горожанами на шумных празднествах и получая при этом более чем щедрое обеспечение, молодые люди потом зачастую не хотели возвращаться домой, в свои полудикие племена и бедные разоренные города.
Но воспитанников ходесс и благородных инородцев было недостаточно, чтобы составить отборный, самый доблестный отряд Авидронии. Поэтому около половины белоплащных набиралось из обычных партикул, из числа самых отважных.
В казармах воины Белой либеры размещались по аймам, каждая сотня занимала одно здание. На первом ярусе находились конюшни, оружейная, купальни и трапезные, на двух других — помещения для воинов. Каждую казарму обслуживало два десятка слуг — конюхи, оружейные мастеровые, кузнецы, повара и прочие подручные.
Учитывая знатность воинов-телохранителей, их звание, а также значимость всего отряда, каждому белоплащному полагались отдельные покои. Когда ДозирЭ впервые вошел в свое жилище, он с удивлением заметил вместо циновки на полу деревянное ложе, высокое и широкое, а также несколько других предметов, призванных скрасить скудность обстановки и облегчить быт. В оконных проемах красовались витражи из цветного стекла. К покоям примыкало еще несколько небольших помещений, одно — для прислуги, другое — для хранения одежды и доспехов.
Каждому воину Белой либеры разрешалось иметь одного слугу. Некоторые их не имели вовсе — по привычке либо из экономии, другие, в особенности авидронские эжины и знатные инородцы, содержали в Грономфе целые дома с кучей слуг, хотя и бывали там весьма редко. Так или иначе, но на территорию Дворцового Комплекса Инфекта допускался только один слуга, а его отсутствие не служило воину оправданием, если доспехи не сверкали, оружие не было заточено, а лошадь не ухожена и соответствующим образом не украшена. На время длительных походов слуг отпускали, либо они переходили жить в городские владения хозяина, если таковые имелись. Когда же отважное воинство возвращалось, слуг набирали вновь, и казармы Белой либеры опять оживали.
Идал сразу явился в казармы с неким Эртрутом — престарелым сердитым бионридом, старинным слугой своего дома. Когда Идал был еще ребенком, Эртрута определили ему в наставники; отец Идала хотел, чтобы именно этот слуга сопровождал новоиспеченного десятника в казармы Белой либеры. Идал долго противился, но делать было нечего: отец только что простил его за непослушание при определении своей судьбы, и воин поостерегся сердить вспыльчивого родителя.
Эртрут вел себя несколько странно, будто не понимал, что уже не находится в доме владельца ткацких мастерских и поместий, среди шумной ватаги детей, за которыми он присматривал. Не только с Идалом, но и с другими воинами он обходился как со своими малолетними подопечными, низвергая на них потоки замечаний и наставлений. Часто, расстраиваясь из-за беспечности Идала и его товарищей, из-за их удивительной расточительности, он сердился и невыносимо долго брюзжал, вызывая всеобщее веселье. Если другого слугу за такую непочтительность эти горячие головы просто убили бы, то Эртрута белоплащные почему-то терпели, а обращались к нему для смеха, как к старшему военачальнику. Сам Идал стыдился своего слуги и проклинал отца, подозревая его в коварной, весьма изощренной мести.