Шерас
Шрифт:
Дул всё тот же дружелюбный муссай-арконик, но теперь караван двигался против ветра, и поэтому суда маневрировали, забирая то чуть левее, то чуть правее. Неожиданно молодой человек различил знакомые контуры кораблей — то были «плавучие акелины», всё время державшиеся неподалеку от «Белой Армады», и сердце его наполнилось теплой грустью. Вот и галера Андэль.
Десятки лодок курсировали между боевыми кораблями и судами, перевозившими люцей. Лодки приставали к «плавучим акелинам», выгружая нетерпеливых посетителей, которые взбирались на палубу по веревочным трапам, или, наоборот, развозили отдохнувших авидронов по своим кораблям.
Внезапно ДозирЭ увидел быстроходную беспарусную галеру, стремительно приближающуюся к кораблю, где находилась Андэль. Инфект — догадался грономф. Вскоре галера приблизилась к «акелине», и несколько человек взошли на ее борт по деревянным мосткам.
— Не печалься, ДозирЭ. Красавиц много, а Бог — один, — раздался за спиной сочувствующий голос.
Молодой человек оглянулся. Сказанные слова принадлежали Одрину — изящному главному десятнику Белой либеры и сыну знатного дорманца. ДозирЭ недолюбливал Одрина за то едва заметное снисходительное пренебрежение, которое тот демонстрировал по отношению к воинам — выходцам из бедных семей. У Одрина были тонкие черты лица, особенно губы — словно земляные червяки, и тонкие холеные руки с длинными тонкими пальцами. Он всегда благоухал бертолетом — ароматом, который могли позволить себе только богатейшие эжины, ибо грос этого благовония стоил не менее берктоля. При всем этом дорманец считался одним из лучших воинов и поединщиков среди телохранителей Инфекта.
— О чем ты? — удивился ДозирЭ.
— Как? Ты разве не знаешь? — изумился Одрин, и по его лицу пробежала лукавая улыбка.
Некоторое время дорманец выдерживал паузу, желая в полной мере насладиться ситуацией, и этим окончательно разозлил грономфа:
— В чем дело? Говори же, что тебе известно?
— Ну, раз от тебя всё утаили, придется именно мне приоткрыть завесу тайны. Поскольку я твой преданный друг, я не могу молчать. Знай: Алеклия изменил своей давней фаворитке, наипрекраснейшей Глум, и вот уже несколько триад встречается с люцеей Андэль — твоей нежной возлюбленной… бывшей возлюбленной. Вчера ее перевели в восьмую раковину, куда нам, смертным, доступ закрыт…
ДозирЭ потерял дар речи. Его лоб и щеки стали пунцовыми от закипающего гнева.
— Не решил ли ты сыграть со мной злую шутку, главный десятник? — надвинулся он на дорманца.
— Какие шутки? Вон идет Идал, у него и спроси.
И Одрин поспешил оставить уязвленного товарища.
— Почему ты ничего мне не поведал? — накинулся ДозирЭ на Идала.
Тот сразу понял, о чем идет речь.
— Прости меня, друг мой. Я кляну себя за это, но всё же я не нашел в себе сил. И потом, зачем? Разве сможешь ты что-либо изменить?
— Смогу! — ответил, горячась, ДозирЭ…
Утром Божественный получил сообщение о том, что большинство лимских пиратских вождей вышли со всеми своими боевыми кораблями из Лимы и направились в сторону острова Нозинги. В другом сообщении, полученном позже, говорилось, что в проливе Артанела концентрируется значительное количество пиратских вистрог. Потом стали появляться одна за другой галеры следопытов с известиями о присутствии лимов то в одном месте, то в другом.
Наконец, к вечеру того же дня вернулась одна из сторожевых галер с вывешенными лентами, обозначающими опасность. Капитан малого корабля рассказал Инфекту при личной встрече, что своими глазами видел тысячи вистрог, вставших в самом узком месте поперек прохода, соединяющего залив Обезьян и пролив Артанела. Получалось, что лимы заперли авидронский флот в акватории залива и не собирались, судя по всему, без боя выпускать авидронов на «большую» воду.
Божественный отправил во все стороны множество сторожевых и следопытных галер и выслал вперед каравана крупный авангард, выстроившийся в боевую позицию, а сам немедленно собрал военный совет.
Первым поспешил высказаться виднейший авидронский флотоводец:
— Сообщения дают право предположить, что у лимских пиратов не менее трех тысяч боевых кораблей. С такой флотилией не стоит вступать в единоборство, ибо, даже если удастся победить, потери будут огромными. Не следует также забывать, что с нами множество транспортных судов и великое множество беззащитных торговых кораблей, которые доверились Божественному, надеясь на то, что их будут охранять, а не подвергать крайней опасности!
— Вистроги не уйдут, пока не произойдет морского сражения. Это очевидно! — возражал ему не менее знаменитый военачальник, хотя и моложе его лет на двадцать. — Если мы отступим, это не даст ничего. Лишь потеряем время и подорвем боевой дух наших моряков и цинитов. Сегодня наши галеры в прекрасном состоянии, а наши воины сыты и полны отваги. Самое время дать бой. Если не сейчас, то когда?..
Таким образом, мнения участников военного совета разделились. Одна половина придерживалась более взвешенной тактики выжидания, которая предполагала стремительные передвижения, изматывающие противника, и, при обнаружении у него слабых сторон — нанесение внезапных коварных ударов при условиях значительного боевого превосходства. Другая половина настаивала на том, чтобы немедленно принять брошенный лимами вызов и сойтись с врагом в прямом столкновении.
Божественный внимательно выслушал все доводы и, после долгих противоречивых размышлений, принял непростое решение, произнеся его перед всеми громко и с расстановкой, чтобы показать всю значимость момента, но и, конечно, чтобы летописцы успели записать каждое слово:
— Вызов лимских пиратов мы принимаем. Ибо за этим сюда и пришли. В победе нет сомнения, потому что наши корабли значительно превосходят вистроги в военной силе и маневренности — в этом мы уже успели убедиться в проливе Артанела, а циниты наши столь великолепно обучены и обладают таким высоким боевым духом, что им могут позавидовать и сами боги войны. Пираты же совершают огромную глупость, ища главного сражения, ибо ни разу не встречали на пути достойного соперника и уже не верят, что таковой найдется. Поэтому и кладут, словно слепцы, голову в пасть саблезубому тигру, рассчитывая откусить его язык (флотоводцы рассмеялись). Итак, мы получаем удивительную возможность сэкономить массу усилий: вместо того чтобы гоняться за галерами лимов по всему Темному океану, мы покончим с ними разом, уничтожив всех в одном горячем бою…
Вскоре два почтовых голубя, выпущенных с «Саталикозы», взвились к небу и направились в сторону Алинойских гор. Через несколько дней обе эти птицы долетели до Грономфы, и весть о предстоящем сражении, вместе с исторической речью Божественного, быстро распространилась по городу, а потом и по всей Авидронии. Страна замерла в тревожном ожидании.
Глава 34. Морское сражение при Галермо
За полдня пути до позиции лимских пиратов, когда авидроны вошли в горловину пролива, Инфект выстроил армады боевым строем и дал приказ дальше двигаться на веслах, тем более что ветер стих и в парусах было мало толку. Впереди по курсу уже виднелись одиночные вистроги. Легкие и резвые, они, не начиная атаки, держались на достаточном расстоянии, лишь наблюдая за передвижением авидронов.
Вскоре на горизонте показались главные силы лимских пиратов. Они стояли на пути сплошной стеной. Здесь действительно было самое узкое место, да еще морские карты предупреждали о том, что к берегам подходить опасно: прибрежные воды были весьма коварны, изобиловали отмелями и подводными рифами.
Пираты, скорее всего, ожидали атаки, приготовившись отбиваться, но авидронский флот встал на расстоянии против позиций лимов, и в воздух поднялись морские матри-пилоги. Вдруг ветер переменился, стал сильным и порывистым; воздушные шары вынуждены были вернуться на свои галеры: при таком ветре управлять матри-пилогами было невозможно, и их, скорее всего, унесло бы в сторону Алинойских гор. Но одной матри-пилоге всё же удалось побывать на высоте, доступной только птицам, и хорошо разглядеть позиции противника.