Шерас
Шрифт:
Авидронский флот простоял возле Дукан тридцать дней, и всё это время в порту день и ночь шла погрузка. На берег доставлялось бесчисленное количество всяких грузов, пригонялся скот, приводились длинные колонны рослых темнокожих рабов.
Пираты выполнили все требования, и вскоре в Грономфу отбыл внушительный караван. Он состоял из сотен плененных кораблей, доверху нагруженных золотом и разными товарами, и нескольких тысяч широких гребных плотов, на которых разместили лошадей, прочий скот и «откупных» рабов. Вся эта разношерстная флотилия медленно двинулась вдоль берега, охраняемая со стороны океана «Армадой Грономфы», которой надлежало сопроводить корабли до самой Авидронии.
Алеклия и его свита еще долго смотрели
Глава 36. Золото Спиера
Чтобы лимские вожди и впредь строго следовали условиям подписанного ониса, Божественный на неопределенный срок оставил в Дуканах армаду «Авидрония» и пешую либеру «Авангард Мангров», а сам взял курс на Оталарисы, следуя не вдоль побережья континента, как прежде, а напрямик — через море Радости. Путь этот был опасен: ходило немало легенд об исчезнувших в этих местах кораблях. Но больно велико было желание скорее достигнуть конечной цели путешествия — города Бенедикта, где авидронов с нетерпением ожидали верные друзья, приготовившие победителям щедрые пиршества и славный отдых, так необходимый после долгих месяцев яростных побоищ и изнурительной болтанки. Из всей громадной флотилии у Инфекта теперь оставалась только «Белая Армада», хотя и она уже понесла значительные потери, а те корабли, которые еще держались на плаву, были изрядно потрепаны, особенно палатины.
На третий день случился шторм. Сначала налетел шквальный ветер и стал раскачивать мачты и рвать паруса, потом надвинулись низкие иссиня-черные тучи, потемнело, будто опустилась ночь, и разразилась гроза. Пошел плотный дождь, потом хлесткий ливень, и вскоре сверху полились целые реки, словно весь мир перевернулся, и теперь море было над головой. Молнии били вокруг, разрезая тут и там кривыми клинками мрачное пространство, каждый раз мгновенной вспышкой освещая обезумевшие просторы с разбросанными по ним до самого горизонта растерянными корабликами. Вода кипела и дымилась от страшных ударов Божьего гнева. Одна такая молния попала в торговый корабль, он вспыхнул, словно щепка, и затрещал, корчась в предсмертных муках. Тщетно ближайшие галеры пытались хоть как-нибудь помочь — волны взметались всё выше и выше. Суда оказались бессильными перед взбешенной стихией.
ДозирЭ, впрочем, как и все новички, перепугался не на шутку, решив, что наступил конец света, так давно предрекаемый последователями учения «Храма неминуемой Кары», которых в Грономфе попадалось множество. Свинцовые тучи опустились до самых мачт, громы перебивали друг друга, сливаясь в оглушительную канонаду, вслед за одним тяжелым валом, обрушивающимся с грохотом вниз, следовал новый вал, еще более жестокий: разинув громадную пасть, он пытался проглотить хрупкий корабль. Казалось, весь мир вокруг до самого горизонта обесцветился, перекосился, словно Шерас уже раскалывается на части. Корабль то взлетал над волнами, едва не касаясь туч, то падал в губительные водовороты.
Опытные моряки лишь посмеивались: то ли бывало — однако вскоре и им стало не до шуток. Ветер ломал мачты, рвал в клочья паруса и снасти, срывал башни, выламывал и сметал за борт палубные надстройки.
Шторм жаждал расправы над авидронским флотом, но авидроны не собирались сдаваться: были убраны паруса и закреплены метательные механизмы, галеры встали на весла, стараясь держать прямо на подкатывающую волну. Началась ожесточенная схватка.
Пока моряки и гребцы сражались со стихией, ДозирЭ вместе с товарищами по оружию хоронился в трюме, с содроганием ожидая гибели своего корабля. Воины молились, собираясь в бесконечный путь, многих выворачивало, другие лежали в бессознательном состоянии, близкие к смерти. Судно то и дело сотрясалось от страшных ударов, его швыряло из стороны в сторону, вниз, вверх; иной раз оно накренялось так, что почти ложилось на бок, и циниты падали, катились по полу, ударяясь о простенки. Всё вокруг скрежетало, трещали деревянные перекрытия, кто-то визгливо кричал, сообщая об очередном разрушении или о пропавшем моряке. На полу появилась неизвестно откуда просочившаяся вода, один из несчастных неожиданно покончил с собой, другой в неразберихе напоролся на собственный кинжал.
Так прошло два дня. Вдруг всё стихло, качка прекратилась, и в это же самое время ДозирЭ очнулся. Откуда-то издалека пробивались спокойные и чистые звуки лючины, слышался стук топоров и бодрые возгласы десятников. На обессиливших ногах молодой человек поднялся на палубу. Всё вокруг от носа до кормы порушил и обезобразил проклятый шторм, но везде уже ухватисто работали моряки и морские циниты. Небо было высоким и голубым, а под ним расстилалась бирюзовая морская гладь, густо усеянная лиловыми точками водяных роз. Самое удивительное зрелище, которое молодой человек видел в своей жизни.
ДозирЭ оглядел горизонты. Вокруг дрейфовало много кораблей, и все они имели самый унылый вид. Наконец воин разыскал невозмутимую «Саталикозу», которая оказалась повреждена меньше остальных, и у него отлегло от сердца — Божественный жив. Однако на всем обозримом пространстве он так и не смог обнаружить «плавучих акелин». И у ДозирЭ внутри всё словно онемело: о, беспощадные, беспощадные Гномы!
Как выяснилось позже, шторм разметал авидронские корабли по всему морю Радости, и только в порту Бенедикта удалось установить, какие галеры спаслись, а какие навечно поглотила черная пучина. С каким же счастьем ДозирЭ, уже совсем отчаявшись, бросился на грудь Идалу, когда увидел все шесть транспортных салурисов «плавучих акелин», входящих в гавань! Впрочем, радость быстро прошла: к кораблю, где находилась Андэль, уже устремилась малая галера с поднятыми сигнальными лентами, которые извещали всех вокруг: «Мы благодарим Солнце и Небо, что вы живы!» На носу стоял Божественный.
Красивый Хо, интол Оталарисов, вот уже несколько раз встречался на «Саталикозе» с Инфектом Авидронии, выказывая ему невиданное почтение. Однако должна была состояться еще и церемониальная встреча, которая в подобных случаях обычно сопровождалась праздничным шествием. Когда наконец через несколько дней в Бенедикт пришли все суда, а пятьдесят три пропавших корабля ждать более не имело смысла — верно, все они сгинули во время шторма, — Алеклия приказал выгружать на пристань лошадей и колесницы, а также всё остальное, необходимое для «составления красочной процессии».
Однажды поздним утром в начале главной улицы Бенедикта показалась пестрая кавалькада, и горожане, уже давно поджидавшие начала церемонии и потерявшие всякое терпение, ринулись вперед, желая занять место как можно ближе к дороге. Все они, однако, были остановлены местными стражами порядка, вооруженными плетеными щитами и длинными бамбуковыми палками.
Били калатуши, призывно гудели трубы и раковины, а лючины играли «Славу Авидронии!». В небе показались воздушные шары, и толпа ахнула: многие решили, что видят Божьих посланников, снизошедших с облаков, и принялись молиться. Вскоре матри-пилоги опустились совсем низко, и на головы оталарисов посыпались кружащиеся в воздухе пестрые лепестки цветов — красные, оранжевые, синие, белые.
В голове шествия бежали колонной мальчики в коротких розовых накидках с посеребренными рожк'aми и дудели, поворачиваясь во все стороны. За ними, отстав шагов на триста, шли белобородые старцы, олицетворяющие знание и опыт. Один нес в вытянутой руке клетку с птицей, другой — копье, третий — куриное яйцо, четвертый — сноп пшеничных колосьев. Все эти предметы вместе иносказательно обозначали умное и доброе послание дружественному народу Оталарисов с пожеланием мира, плодородия и процветания.