Шерас
Шрифт:
После жестокого поражения остатки иргамовской армии укрылись на отдаленных территориях. По слухам, сам Тхарихиб отсиживался в Масилумусе. Теперь перед авидронской армией открылась вся Центральная Иргама. На пути партикул стоял только грозный Кадиш, чьи мощные высокие башни, возведенные самими же авидронами, подпирали небосвод, едва не касаясь облаков.
Алеклия не пожелал возвращаться в Грономфу, несмотря на неотложные дела, которые ожидали его в столице. Он вновь разделил войско на три армии, с одной из которых, самой многочисленной, осадил Кадиш. Через месяц к его войску присоединилась Осадная эргола, насчитывающая около семидесяти
Партикула «Неуязвимые» стояла недалеко от Кадиша отдельным лагерем и не принимала участия в осадных работах. Эгасс уже в который раз пополнил ряды новичками, присланными в основном из лагеря Тертапента. Нетерпеливые юнцы были весьма наслышаны о подвигах отряда, в который попали, завидовали платкам и фалерам старших товарищей и жаждали скорейшего боя, кровопролитного и героического. Партикулис, в уже знакомой ДозирЭ манере, быстро охладил пыл новобранцев при помощи тяжелых работ, дневных и ночных, и жестоких наказаний за самую малую провинность.
В лагере появилось не менее десятка воинов с черными шнурками на шее. Двоих цинитов казнили на шпате. Один из них был молодым воином из Харвы, обокравшим товарища, другой — десятником, освободившим цинита от тяжелых работ в обмен на денежное вознаграждение.
Воины партикулы охраняли дороги, ведущие к Кадишу, патрулировали захваченные селения, устраивали засады на лесных тропах. Однажды монолитаи выследили крупный отряд иргамов, скрывавшийся в лесной чаще. Их было несколько тысяч, пеших воинов из вспомогательных отрядов, видимо, заплутавших во время бегства своей армии и сбившихся в большую голодную неорганизованную стаю. Эгасс, действуя всего семью сотнями, загнал воинов Тхарихиба в трясину, где многих из них перебили, другие утонули. Две тысячи иргамов сдались в плен, и их препроводили в лагерь Алеклии.
В начале седьмого месяца сто третьего года один из отрядов «неуязвимых» атаковал хорошо укрепленное поместье, окруженное обширными и заботливо возделанными угодьями. Поместье, несомненно, принадлежало весьма богатому иргаму. Пленные сообщили, что при землях состояло более полутора тысяч рабов и столько же вольнонаемных. Старинный дом хозяина напоминал небольшую крепость: вместо изящного дворца с мраморными колоннами, опутанными цветущим вьюном, — код с толстыми глухими стенами и узкими бойницами.
У дома-крепости нашлись защитники — несколько сотен простолюдинов. Но очень быстро половину из них перебили лучники, остальные разбежались. Не потеряв ни одного человека, авидроны вошли внутрь и не обнаружили ни прислуги, ни хозяина, ни какого-либо стоящего имущества. Кругом была простая сельская обстановка, никакой роскоши, никаких излишеств. Длинные сводчатые галереи соединяли многочисленные покои и залы, мрачные и необжитые. Только везде ощущалось присутствие Слепой Девы: разные настенные изображения богини сопровождали воинов на каждом шагу.
Цинитай, возглавлявший рейд, оставил в поместье небольшой гарнизон из пятидесяти человек и поспешил покинуть странное место. ДозирЭ, Тафилус и Идал, к своему великому огорчению, оказались в составе сторожевого отряда.
— Сдается мне, доблестные циниты, что остаток войны нам придется провести в этой глуши, вдали от сражений и наград. — ДозирЭ с грустью провожал взглядом хвост колонны основного отряда. — Как жаль, ведь не за горами штурм Кадиша!
Стоявшие рядом воины переглянулись.
— Кадиш неприступен, а внутри засел стотысячный гарнизон. Если Алеклия пойдет на штурм, погибнет добрая часть войска, — сказал один из ветеранов.
— Нам ли бояться смерти? И разве не умереть мы сюда пришли? Пусть же Инфект вершит нашу судьбу. Штурм так штурм! — заносчиво отвечал опытному воину Тафилус.
— К тому же участников взятия иргамовской крепости ожидает слава и награды не меньшие, чем при недавнем сражении. А еще сам Эгасс говорил, что воинов, которые взберутся на стены первыми, вознаградят дворцами в Грономфе, землями и званиями, а еще они будут восславлены по всей Авидронии, — напомнил ДозирЭ.
Многие при этих словах мечтательно задумались, но рассудительный Идал охладил умы монолитаев, жадных до подвигов:
— До штурма Кадиша далеко — Божественный не бросит на верную смерть свои лучшие партикулы. Да и война будет длиться много месяцев. До взятия Масилумуса еще дальше, чем до Кадиша, и иргамы разбиты не окончательно. Впереди долгие переходы, штурмы иргамовских городов и жестокие сражения. Некоторых из нас, без сомнения, ожидает смерть и бесконечная звездная дорога. А может быть, кому-нибудь повезет несказанно, и, героически погибнув, он удостоится бронзовой статуи на площади Радэя и вечной памяти потомков.
Богатое воображение ДозирЭ нарисовало собственный трехмеровый памятник, отлитый из бронзы. Железный исполин, мужественное лицо, красивые волевые черты. А вокруг молодые красавицы в одеждах скорби, проливающие горькие слезы. Идал тем временем продолжал:
— Поэтому не стоит, друзья, так оценивать сегодняшнюю неудачу. Это лишь временная передышка, дарованная Гномами в награду за лишения. Используем же ее в полной мере, восполнив силы перед новыми походами и сражениями.
Все закивали головами, соглашаясь с цинитом, хоть и молодым, но рассуждавшим не хуже опытного тхелоса. Получив распоряжения десятника, воины разошлись — кто отправился на охоту, кто на работы, а кто в стражу. Вскоре в подвалах дома были обнаружены запасы зерна, вина и снеди.
Вечером, после сытной трапезы и чаши сладкого нектара, воины устроились на ночлег, расположившись в центральной зале, и уснули мгновенно, будто сраженные черными иргамовскими стрелами. Не спал только ДозирЭ. Он лежал на спине с открытыми глазами, положив руку под голову. Вспоминал прошлое и думал о своем будущем.
…И воин, прошедший безумные сечи,От шрамов — урод, потерявший дар речи,Скиталец в стране разрушений и тлена,Старик, после долгих походов и плена,Но с сердцем младым, полным звуков лючины,Мечтал о люцее без всякой причины.