Шерас

Стародубцев Дмитрий

— Мне показалось, что он что-то замышляет. Я был за его спиной. Когда он набросился на тебя, я поспешил выбить из его руки кинжал…

— Зачем же ты убил его? Теперь мы не сможем его допросить и выяснить все обстоятельства дела.

— Я опасался, мой Бог, что изменник еще что-нибудь предпримет.

— Хорошо. За спасение своего правителя и Бога ты будешь щедро вознагражден…

В это время незадачливый убийца, лежащий в луже собственной крови, пошевелился и открыл глаза.

Алеклия протиснулся к нему и опустился на одно колено.

— Как тебя зовут? — спросил он строгим голосом.

Юноша мучительно напрягся, приподнимаясь на локте. Семерик на всякий случай приставил свой окровавленный меч к его горлу.

— Меня зовут Гирь, — выдавил из себя раненый.

В его взгляде было столько страха и тоски, что Алеклии на мгновение стало его жалко.

— Кто тебя подослал?

— Мой хозяин, его зовут, его зовут…

Тут юноша задрожал всем телом, глаза его наполнились слезами отчаяния, он вздрогнул и обмяк…

Алеклия закусил губу и нехотя поднялся.

— Семерик, ты перестарался. Мы не узнали самого главного!

Телохранитель виновато потупился.

Алеклия приказал страже отпустить Неоридана. Он постарался убедить художника, что всецело верит в его непричастность, и велел тому ни о чем не беспокоиться и продолжать работу. Затем правитель вновь обратил свое внимание на сражение. За время происшествия положение авидронской армии лишь усугубилось. Вскоре Инфект приказал бросить в бой партикулу «Неуязвимые», однако, не надеясь, что Эгасс сможет изменить ситуацию, дал указание Седермалу и нескольким военачальникам немедленно заняться планом общего отступления.

Партикулис Эгасс, коротко переговорив с порученцем Инфекта, приказал воинам строиться в монолит. Вскоре перед ним предстала небольшая, но крепкая фаланга шириною в двести шагов и глубиною в десять шеренг. Перед строем Эгасс поставил заградительные колесницы и легкие метательные механизмы на повозках, кроме того, определил в авангард воинов с восемью десятками боевых собак. Вокруг всего строя он разместил лучников и метателей.

Наконец, под удары калатушей и звуки лючин, гордо взметнув знамя, партикула двинулась вперед. Позади фаланги, на некотором отдалении, пристроились повозки лекарей и оружейников.

Пройдя скорым маршем некоторое расстояние, партикула по знаку Эгасса остановилась. По всему чувствовалось, что отряд оказался где-то на передней линии. Мимо спешили какие-то пешие и конные группы, проезжали загруженные доверху повозки с ранеными. Шум битвы раздавался и спереди, и справа, и слева.

Вскоре к монолиту подъехала внушительная конная кавалькада, состоящая из военачальников в изящных кирасах с цветными платками на шеях. Вместе с ними были знаменосцы в фиолетовых плащах с золотыми султанами на шлемах, а поодаль следовала конная айма охраны. Среди всадников воины узнали Лигура. Он выглядел усталым, злым и весьма озабоченным.

Полководец Инфекта что-то объяснил Эгассу, взволнованно показывая рукой то в одном направлении, то в другом, потом ударил ногами в бока лошади и быстро поскакал прочь. Его свита бросилась следом.

Не успел военачальник удалиться, как справа на «Неуязвимых» обрушилась иргамовская конница. Эгасс не растерялся и тут же велел легковооруженным цинитам и колесничим встретить противника, а сам стал разворачивать фалангу в сторону приближающегося врага. Вскоре вспомогательные отряды Эгасса по сигналу отступили на фланги, и иргамовские воины оказались лицом к лицу с плотным тяжеловооруженным авидронским строем.

Конники, которые сначала атаковали врассыпную, замешкались, откатились назад. По сигналу трубы они стали собираться, выстраиваться в ряды. Вперед выехал могучий всадник в черном плаще. Он что-то сказал, взмахнув рукой, и до «Неуязвимых» донесся одобрительный рев тысяч глоток: «Слава Дэвастасу!» Конница двинулась на авидронский монолит, разгоняясь с каждым шагом всё больше и больше.

ДозирЭ, находясь где-то в середине строя, во все глаза смотрел, как к нему приближается огромный конный отряд. Это было самое страшное зрелище, которое он видел в своей жизни. Сердце замерло в груди, и вдруг он вспомнил все: Божественного, старых богов — Гномов, отца Вервилла и даже прекрасную люцею Андэль.

Земля задрожала под ногами. Уже можно было различить приближающихся всадников в глухих шлемах с узкими прорезями для глаз. Они мчались, направив копья на противника, на большой дистанции друг от друга, чтобы в случае отступления хватило места для поворота назад. Вторая шеренга отставала от первой на три-четыре корпуса лошади. «Единственное спасение — бежать», — настойчиво крутилось в голове ДозирЭ. «Нет, лучше умереть», — гнал он от себя пагубные мысли.

— Средневооруженная конница бессильна против тяжело-вооруженной фаланги, — успокоил его стоявший рядом Идал. — Смотри!

И правда, шагов за сто иргамы сбавили ход, тем более что в них полетели сотни стрел и камней. С галопа они перешли на рысь.

Перед самым монолитом, перед стеной сверкающих копейных наконечников, иргамы и вовсе остановились. Каким бы послушным ни был боевой конь, он никогда не пойдет на препятствие, если почует смертельную опасность. Да и людям, хотя бы и военным, нелегко совладать со своим страхом. Поэтому, несмотря на приказ атаковать, во всадниках чувствовалась некоторая неуверенность.

Иргамы было попытались протиснуться между авидронских копий, но одни пали, другие, видя гибель товарищей, не спешили приближаться к врагу. Кому-то удалось подступить совсем близко, но и они оставались в седле лишь несколько мгновений.

ДозирЭ воочию убедился в правоте рассудительного Идала.

Вскоре раздался сигнал трубы: «Вперед!», и воины Инфекта медленно двинулись на противника.

Те из иргамов, кто не успел увернуться, были поражены копьем. Среди атакующих началась сумятица. Воины из передних рядов спешно разворачивали лошадей, чтобы их не достали длинные авидронские копья. Те, кто находился сзади, напирали, не в полной мере понимая, что происходит впереди. А монолитаи неумолимо наступали, сохраняя плотность рядов, плечо к плечу, перешагивая через тела иргамов и трупы их лошадей.