Шерас
Шрифт:
Вот в такой обстановке, полной интриг, ненависти, подозрительности, он, Хавруш, еще ухитряется командовать невиданной по своим размерам шестисоттысячной армией…
Несколько дней ничего не происходило. Каждое утро противоборствующие армии выстраивались друг против друга, но атаковать первой ни одна из сторон не решалась, и дело заканчивалось мелкими стычками передовых отрядов.
Алеклия оценивал силы иргамов абсолютно точно: шестьсот тысяч человек, из которых четверть составляли союзники и наемники. Это было почти на двести тысяч больше авидронской армии. Инфект понимал, что ему в некоторой степени удалось обмануть иргамов: Тхарихиб и его брат Хавруш вряд ли рассчитывали, что авидронам удастся сосредоточить под Кадишем столько партикул, но всё же превосходство иргамов было очевидным, а значит, атаковать первым очень рискованно.
Со своей стороны, Хавруш осторожничал, выискивая в действиях авидронов подвох. В свое время, обстоятельно изучив военные приемы соседей, он справедливо полагал, что у авидронов всё очевидное — ложно, а правда хранится в глубокой тайне. Он высылал десятки отрядов следопытов и сотни лазутчиков, пытаясь как можно точнее определить реальные силы противника и исследовать все особенности местности, выбранной авидронами для сражения. И медлил. Вскоре он убедился, что армия авидронов не так мала, как предполагалось, и это еще сильнее насторожило его.
Золотая статуя Слепой Девы, стоящая посреди лагеря иргамов, охранялась самым тщательным образом. Пятьдесят копьеносцев день и ночь следили за тем, чтобы к священной статуе никто не приближался. Воин из Дворцовой конницы, пытавшийся лишь прикоснуться к ступне золотой богини, был заколот на месте.
Однажды, ближе к вечеру, внимание стражей привлек черноволосый мальчик в золотой остроконечной шапочке, который с диким визгом подскочил к самой статуе, ошалело огляделся, видимо, ожидая нападения, и спрятался за золотой постамент. Копьеносцы тут же признали в нем Нэтуса, сына Тхарихиба. Они успокоились, и умиленные улыбки появились на их смуглых лицах. Вскоре вблизи статуи показался высокий воин в авидронском плаще. Он крался с мечом в руке, свирепо вращая глазами. То был лучник Зваргус. Стражники весело переглянулись и продолжали с любопытством наблюдать за мнимой жертвой и ее разъяренным преследователем.
— Мы отыщем тебя, проклятый мальчишка, где бы ты ни прятался! — громко рычал Зваргус. — Мы зажарим тебя на вертеле и подадим к столу нашему великому Инфекту!
Лучник, демонстративно повернувшись спиной к статуе, добавил еще несколько известных всем авидронских ругательств, но не успел закончить, как Нэтус выскочил из своего укрытия и несколько раз «вонзил» деревянный кинжал ему в спину.
— Умри, презренный авидрон! — воскликнул мальчишка.
— Пощады! — взмолился Зваргус, пав на колени.
— Не будет вам пощады, коротковолосые! — отвечал наследник, яростно «приканчивая» свою жертву.
Наконец лучник, изобразив все муки, которые должен испытывать умирающий от ран «подлый авидрон», растянулся на земле, раскинув руки, и замер. Нэтус поставил ногу ему на грудь:
— Так будет со всеми авидронами!
В двухстах мерах от золотой статуи Слепой Девы, сидя на пригорке, у большого белого шатра, украшенного цветочными гирляндами, за мальчиком наблюдала его мать — интолья Хидра. Убедившись, что с Нэтусом всё в порядке, она всё же распорядилась приставить к наследнику дополнительную охрану. Потом она отпустила всех служанок, кроме одной, которую оставила у входа, и в одиночестве вернулась в шатер.
— Ты еще здесь? — недовольным тоном спросила она.
Из темного угла выступил мощный светлокудрый мужчина в черном плаще и с шарфом либерия на плечах.
— Разве я могу уйти, не получив того, чего хочу и чего, как ты говоришь, заслуживаю! — ответил он, как показалось молодой женщине, с легкой усмешкой.
— Сейчас не время, Дэвастас, уже вечер, в любой момент может прийти Тхарихиб! — мягким тоном, почти безвольно отвечала интолья.
— Клянусь Слепой Девой — ты его не увидишь раньше утра! — заверил либерий, приблизившись к Хидре вплотную. — Он устроил очередную пирушку, на которую потребовал всю свою свиту и всех военачальников. И это накануне сражения! Лучшей помощи авидронам и не придумать!
Дэвастас мягко притянул женщину к себе. Хидра пыталась отстраниться, увернуться от его поцелуев, но делала это с такой неохотой, что вскоре очутилась на груди великана. Убранные на затылок волосы Хидры рассыпались по плечам, а верхняя плава упала к ее ногам.
Вдруг послышался шелест одежды, и в шатер, низко склонившись, вошла рабыня. В то же мгновение Дэвастас оттолкнул интолью и с неожиданной ловкостью прыгнул в тень.
Хидра не сразу пришла в себя.
— Что тебе? — глухо спросила она служанку.
Не поднимая глаз, рабыня испуганно сообщила:
— Тхарихиб. Сейчас он будет здесь.
— Хорошо. Иди и постарайся его немного задержать.
Рабыня вышла, а Хидра принялась приводить в порядок одежду и волосы.
— Немедленно уходи! — с отчаянием бросила она Дэвастасу.
— Я уйду, но только при одном условии! — нахально отвечал тот.
— Условии? Каком же? — нетерпеливо спросила интолья.
— Если ты мне пообещаешь, что я тебя увижу сразу после битвы.
— О, Слепая Дева, конечно же, обещаю! Беги!
— Ладно…
Воин оправил на плечах шарф либерия, поклонился и намеренно медлительно двинулся к выходу.
— О! Да не сюда же! — взмолилась Хидра.
— Ах да! — вспомнил Дэвастас и шагнул в другую сторону — к неприметному потайному выходу в задней стенке шатра.
А в шатер с шумом ввалился Тхарихиб. Хидра не успела ни убрать волосы, ни толком одеться, но интол Иргамы, казалось, не обратил на это никакого внимания.
— Я к твоим услугам, Лучезарный! — низко поклонилась молодая женщина.
— Ах, какие услуги! — в отчаянии отмахнулся Тхарихиб. — Зачем, зачем Хавруш всё это затеял?! Что, если мы проиграем битву? В тот же день всё рухнет. Всё!
Интол валился с ног, налитые кровью мутные глаза его были безумны. Он, пошатываясь, подошел к жене, неуклюже обнял ее, обдав пьяным дыханием, и, обессилевший, повис на ее плечах. Интолья едва удержала его обмякшее тело. Она поспешила призвать на помощь рабыню, и через мгновение сильные руки мягко подхватили правителя…
Вскоре Тхарихиб, раздетый и омытый душистой водой, был водружен на ложе Хидры. Он тут же очнулся, почувствовал свежесть благовоний и мягкость подушек и расплылся в блаженной улыбке.