Шерлок Холмс и дело о папирусе (сборник)
Шрифт:
Должен признаться, когда я взглянул на останки молодой женщины, жившей больше трех тысяч лет назад, по моей спине прошел неприятный холодок. Покрытое густым красочным слоем лицо царицы, напоминавшее маску, великолепно сохранилось. Сходство с маской усиливали глаза из эбонита, вставленные в пустые глазницы. Они неподвижно взирали на нас из-за стекла. Череп мумии покрывал парик со свалявшимися густыми волосами, отчего Хентави напоминала Медузу Горгону. Тело царицы окутывали истлевшие коричневые пелены.
– Разве она не прекрасна? – спросил нас, сияя, сэр
– Должен признать, – с серьезным видом произнес Холмс, – что она не вполне соответствует моим представлениям о красоте.
Мой друг согнулся и, буквально прижавшись носом к стеклу, принялся обходить стенд по кругу, то и дело застывая на месте. Через некоторое время он выпрямился и, показав пальцем на бедро мумии, поинтересовался:
– Папирус хранился здесь?
– Да, мистер Холмс… Вы весьма проницательны, но как вы догадались? – сэр Чарльз открыл от изумления рот.
– Достаточно очевидно, что повреждения бинтов на этом участке относительно недавние: надорванные края светлее. Кроме того, из всех стекол стенда вы заменили только это. Замазка еще свежая. Мне представляется очевидным, что злоумышленники знали, где именно искать папирус.
– Вероятно, – тихо добавил я, – именно звук разбитого стекла потревожил сторожа. Он поспешил сюда и был убит.
– Нет, доктор, – печально покачал головой сэр Чарльз, – сторожа убили в отведенном ему служебном помещении.
– Как? – изумленно воскликнул я, кинув взгляд на Холмса.
Он был потрясен не меньше меня.
– Хардкасл, почему вы мне об этом не сказали? – резко спросил он.
– Ну… – замялся покрасневший инспектор, явно ошеломленный гневом Холмса. – Мне показалось, что эта деталь не так уж и важна…
Холмс с брезгливым видом прикрыл глаза и насмешливо фыркнул:
– Она крайне важна. Она не только сообщает нам дополнительные сведения о злоумышленниках, но и указывает на то, как именно было совершено преступление.
Мы все замерли, потрясенные словами Холмса. На какое-то время повисло молчание, которое нарушил сэр Чарльз.
– Занятно, весьма занятно, – промолвил ученый, глаза которого за стеклами очков расширились от волнения. – Не могли бы вы объясниться?
– Сперва, если позволите, мне хотелось бы осмотреть ту комнату.
– Конечно, – кивнул сэр Чарльз, – следуйте за мной.
Комната сторожа, о которой шла речь, представляла собой тесное помещение, забитое разной мебелью. Особенно выделялся среди нее массивный стол, уставленный кружками и разными принадлежностями для приготовления чая. Войдя, мы обнаружили в комнате круглолицего румяного молодого человека, который сидел на видавшем виды резном кресле и, положив ноги на стол, читал газету «Скачки». Увидев нас, он тут же вскочил из-за стола и застыл в ожидании.
– Извиняйте, сэр Чарльз, – проквакал он, залившись краской. Молодой человек говорил на лондонском просторечии, кокни. – Я ж не знал, сэр, что вы придете. У меня сейчас перерыв. Чаи вот гоняю. – Поняв, что газета все еще у него в руках, юноша быстро скомкал ее и попытался спрятать за спиной.
– Ничего страшного, Дженкинс, – раздвинул губы в едва заметной улыбке ученый, – я сюда не с проверкой. Эти джентльмены расследуют кражу свитка Хентави и убийство Дейвентри. Они хотят осмотреть комнату, в которой он был убит. – Египтолог повернулся к Холмсу: – Дженкинс работает у нас дневным сторожем. Он охраняет это крыло музея, – пояснил он. – Мы еще не нашли замены Дейвентри, так что его обязанности сейчас выполняет другой ночной сторож.
Холмс кивнул и сделал шаг вперед.
– Скажите, Дженкинс, это вы обнаружили тело? – обратился он к сторожу.
– Э-э-э… Да, сэр. В субботу с утречка. Я… пришел в восемь, как обычно. Поначалу все было шито-крыто… А потом я зашел внутрь. Я нашел его тута, на коврике. – Молодой человек ткнул пальцем вниз, и мы все вперили взгляды в пол, где совершенно очевидно совсем недавно лежал ковер, оставивший светлый прямоугольный след на темных досках. – Крови было немного – только запекшееся пятно на голове. – Сторож на мгновение побледнел, после чего сумел выдавить из себя улыбку. – Старина Сэмми, то бишь мистер Дейвентри, в общем, старина Сэмми… Он был славным малым… Мы с ним каждое утро чаи гоняли да языки чесали, а потом он шел домой…
– И о чем вы говорили? О скачках? Выбирали, на кого лучше поставить? – спросил Холмс.
– Д-да, сэр. – Дженкинс испуганно зашуршал газетой за спиной и с опаской посмотрел на сэра Чарльза.
– Вам не о чем беспокоиться, – успокоил юношу Холмс. – Хоть я лично и считаю азартные игры безрассудством, они не запрещены законом. У меня у самого есть друг, львиная доля доходов которого составляют выигрыши со скачек. Итак?
– Врать не буду, мы любили потрепаться о скачках. Мы часто делали ставки, но у меня жена, а старина Сэмми сам по себе… Я опасался много ставить, а вот он…
– А он ставил много.
– Да, сэр.
– И много проигрывал.
Карие глаза моего друга впились в побледневшее лицо молодого человека, который снова с опаской покосился на сэра Чарльза.
– Знаете что, Дженкинс, – не терпящим возражений тоном продолжил Холмс, – осмелюсь предположить, что ваш друг был по уши в долгах. Я прав?
Юноша замялся.
– Дженкинс, отвечайте, – бросил сэр Чарльз сторожу, вперившему взгляд в пол. – Мы хотим знать правду. Что бы ни натворил Дейвентри, его проступки не имеют никакого отношения к вам.
– Ну… – протянул Дженкинс. Решив прочистить горло, молодой человек закашлялся. – Ежели хотите правду… Сэмми крепко сел на мель. Стращал меня рассказами… Как на него кредиторы страх наводили, говорили, что с ним сделают, коли он не вернет деньги… Расскажет бывало, а потом хохочет, что-нибудь, говорит, подвернется, выкручусь как-нибудь…
– Выкрутился, – мрачно промолвил Холмс.
– Секундочку, мистер Холмс. Неужели вы ведете к тому, что преступление совершили головорезы, являвшиеся кредиторами покойного? – недоверчиво произнес Хардкасл.