Шесть черных свечей
Шрифт:
— Где моя малышка? С ней все в порядке?
Все заверили ее, что все отлично, и разговор перешел на замечательный стол. Отличный стол — ну просто первый раз такой. Не знаю, что хорошего можно найти в коричневом пластиковом столе с отколотыми краями, но Девочки полностью согласились с Джедди. Стол оказался и впрямь сильно выдающийся, модный и стильный. Вроде кирпичей, просвечивающих сквозь штукатурку в квартирах у некоторых яппи. Ну прямо произведение искусства, а не стол. Во всяком случае, таким он представлялся Джедди. Обезболивающее
Когда новорожденную принесли обратно, первыми на нее посмотреть кинулись Девочки. Медсестра передала младенца Кэролайн, которая пустила его по кругу, как пасхальное яичко, так что младенец побывал на руках у каждой, потом попал к матушке. С новорожденной было что-то не так, но никто из Девочек не осмелился произнести это вслух. Резать правду-матку, как всегда, выпало Линде.
Линда с ужасом смотрела на младенца.
— У меня плохие новости для тебя, Джедди.
Младенец урчал и булькал, словно закупорившийся слив, так что Джедди знала, что он живой. Ничего серьезного с ним быть не могло, иначе медсестры обязательно бы сказали.
— Не говори, не говори, я и так знаю: что-то не в порядке. У нее уши оттопыриваются?
— Нет. Хуже, — произнесла Донна.
— Что такое? Что случилось? — забеспокоилась Джедди.
Матушка передала крошечную девочку Джедди.
— Она совершенно рыжая, — сказала Энджи.
— Прямо «имбирный орех», — сказала Линда.
Джедди взяла новорожденную и убедилась, что это вполне полноценный представитель рыжей расы. Обреченный на то, чтобы получать плохие отметки в школе, быть заметным в любой толпе и подвергаться аресту в десять раз чаще, чем нормальные люди. Но все это было неважно; для Джедди волосы новорожденной были как восходящее солнце, а веснушки по всему ее личику — как Млечный Путь в летнюю ночь.
На лице у матушки была усталость — не от работы, а от прожитых лет. Та усталость, которая приходит с мудростью, — чем мудрее ты делаешься, тем труднее эту мудрость применить. Вот и закончилась благополучно долгая дорога, и жизнь ее дочери спасена. Они ступили на эту дорогу много лет тому назад с первыми строчками «Моего Дэнни».
Джедди назвала свою дочку Алисия — в честь матушки. Это была ее благодарность за то, что матушка провела ее по тойдороге.
Алисия наперекор всему хорошеет на глазах.
У Джедди была трудная жизнь. Она заслужила все то счастье, которое сейчас на нее свалилось.
Донна и Джедди
Исчезая в темноте двора, Кэролайн слышит замечание насчет своей аккуратной задницы (редкая вещь), и у нее немного улучшается настроение. Мужики смотрят на ее зад. Это по ней. А то она уже и думать об этом забыла. Другие мужчины. Секс. Свобода. Раскрепощение. Во всяком случае, задница у нее красивая и редкая. Неплохо для тетки за сорок. Ее задница привлекает внимание, значит, и сама Кэролайн в превосходной форме. Просто в превосходной.
В гостиную возвращается улыбка Кэролайн. Входная дверь прямо с лестницы ведет в гостиную. Не спрашивайте почему, просто дом так спроектировали. Кэролайн сразу захлопывает дверь, выходит на лоджию и смотрит на рычащий мусоровоз. На тигра с набитым брюхом.
Пока Кэролайн глядит в пространство широко открытыми глазами, мусоровоз исчезает за углом, а ее нос начинает принюхиваться и подергиваться, словно у кролика. Она опускает взгляд на свои руки, вцепившиеся в металлическое ограждение лоджии мертвой хваткой. На пальцах у нее розовато-коричневый налет. Когда Кэролайн разжимает пальцы, металл гудит в ответ. Кэролайн поднимает пальцы к носу и нюхает.
— Фу! Ну и вонища!
Кэролайн бросается к раковине, пускает такую сильную струю, что вода выплескивается на пол, обильно смачивает руки жидкостью «Фэйри», сцепляет пальцы и крепко трет руки одна о другую. На какое-то мгновение может показаться, что она молится, только руки и запястья у нее почему-то перемазаны зеленой слизью.
— Сволочь поганая, сволочь!
Она яростно трет руки щеткой, то и дело складывая ладони ковшиком, чтобы набрать побольше воды. Набрала. Смыла. Опять набрала. Опять смыла.
Тук-тук-тук! — раздается от двери.
Кэролайн резко вздрагивает. Теперь она уже другой кролик. Кролик, которого внезапно осветили фары вандальского авто. В рассеянности продолжая тереть руки, Кэролайн направляется к двери. Взгляд ее блуждает по комнате, останавливаясь то на том, то на этом. Если бы мы не знали про ковер, можно подумать, что хозяйка прежде, чем открыть дверь, просто проверяет, все ли дома в порядке. Ага! Она видит ножи и тихонько подбирается к ним поближе.
— Кто там?
Никакого ответа. Это может быть кто угодно. А ей велено не открывать двери кому попало. Кэролайн собирает ножи и выключает телевизор большим пальцем ноги.
Тук-тук-тук! — опять выдает дверь, будто видит ее.
Кэролайн кидается к раковине и с грохотом высыпает в нее ножи. Пустим воду посильнее. Горячая, зараза. Добавим холодненькой. Пусть шумит.
Тук-тук-тук!! — грохочет поганая дверь, словно на этот раз ей видна каждая мелочь.
— Минуточку! — кричит Кэролайн. — Я только бу-бу-бу…
Этой штучке ее научила Энджи. Называется «Бурчание должника». Можно потянуть время и извлечь несколько монеток из телесчетчика либо быстренько придумать парочку отговорок. Кэролайн подкрадывается к двери и прижимает к ней ухо. Ничего. Даже дыхания не слыхать. Кэролайн смотрит в замочную скважину. Тишина такая, что слышно, как ресницы скребут по металлу. Ноль. Только сквозняком тянет. Ну хоть бы что-нибудь было видно.