Шесть черных свечей
Шрифт:
Четки переходят к Линде. Ей тоже интересно, почему их называют «парой». Но Венди выхватывает их у Линды и извещает всех, что в них пятьдесят девять бусин. Для точности.
Четки забирает Энджи и передает их Старой Мэри.
— Пятьдесят девять, да? Ну и при чем тут «пара»? — вопрошает Энджи.
— Я была права. Похоже, смертельный исход, — произносит Старая Мэри, одной рукой прижимая приемник к уху, а другой расставляя предметы перед собой.
Старая Мэри оглядывает сестер и улыбается. Ей по душе уважение, которое они все ей оказывают.
— За дело, Девочки! Чего ждем-то? — весело говорит Старая Мэри.
— Доставай
Старая Мэри по одной извлекает из сумки шесть черных свечей и вставляет в подсвечники, уже стоящие по кругу у ее ног. Подсвечники сияют отраженным оранжевым светом уличных фонарей, будто медные солдатики. Старая Мэри нараспев произносит заклинание на ирландском гэльском. Вот его приблизительный перевод:
Взываю к востоку, и взываю к западу. Да сойдутся кровь и кость. Взываю к тому, что позади меня, и к тому, что впереди меня. Да сойдутся солнце и луна. Свет диких зверей. Сила звезд…
— О чем это она, на хрен? — спрашивает Джедди.
Кэролайн, как старшая, немного знает гэльский. Когда она была маленькая, Старая Мэри и матушка говорили между собой по-гэльски, и Кэролайн нахваталась от них слов.
— Что-то насчет крови, дерева и костей. Или диких животных? — спешит Донна, опережая Кэролайн.
Старая Мэри кланяется невидимому Богу. Или невидимому идолу. Или невидимому существу. Потом она поворачивает свое преображенное ведьмовством лицо к Девочкам и задает самый главный вопрос:
— Где голова этой девки Стейси Грейси?
— В морозилке, — отвечает Донна.
Глаза у Донны горят, как у кошки, и это нравится Старой Мэри. Ей по душе энтузиазм, который Донна выказывала к колдовству еще в младые годы. С того момента, когда она повстречала Богоматерь. Старая Мэри всегда знала, что у Донны дар, с самого ее рождения.
Старая Мэри нежно треплет Донну по щеке:
— Учись, Донна, учись, девочка.
— Ты у нас самый замечательный учитель, бабушка, — говорит Венди.
Все Девочки улыбаются, словно ученицы начальной школы, когда сидят тихонько как мышки, стараясь не выдать, что учитель вышел покурить. Старая Мэри раздает указания, и все принимаются за дело.
— Включи фритюрницу, пусть нагреется.
— Блин, бабушка, я совсем про это забыла, — огорчается Донна, мчится на кухню, включает фритюрницу в сеть и ставит на шестерку.
Кэролайн вытаскивает из шкафа ковер и разворачивает его. Старая Мэри все улыбается. Они могут выкурить тебя из Ирландии, где ты сдох бы с голоду, и Донегол будет жить только в рассказах твоей матери про твою бабку, и ты сможешь приехать туда только как гость. Они могут затолкать тебя в гетто и уравнять слова «католик» и «подонок». Они могут построить фабрики в твоем городе и брать на работу только протестантов. Они могут изничтожать твои школы и твою религию и чуть было не сведут их на нет. Но есть кое-что, перед чем они бессильны. Есть кое-что, о чем они даже не подозревают. А если подозревают? Верят ли они в колдовство? Будь они прокляты. Будь они прокляты.
Лента местами отклеилась от ковра. Линда и Энджи выравнивают линии на ковре, чтобы рисунок был геометрически верным. В помощь им инвалидная коляска Линды. Если придержать одно колесо и крутануть коляску, то другое колесо опишет правильную дугу. И не надо знать геометрию с тригонометрией и уметь по науке выстраивать углы. Энджи помечает необходимые точки монетками. Донна отматывает длинные куски клейкой ленты и прилепляет к камину — в свое время они понадобятся. Ножницы лежат в куче разрезанных снимков. Среди фотографий есть черно-белые, есть и цветные. Кэролайн и Бобби у моря. Поездка в Дублин. Донегол. Свадебные фотографии. Все они порваны или разрезаны. Все их прошлое лежит в клочках, осталась одна пустота. И одиночество. И грандиозность боли. И бесконечность потери. Донна кидает ножницы на ковер.
Тем временем Джедди вытаскивает из пакета большой шмат торфа. Старая Мэри зажигает свечи. Джедди держит торф на весу и гордо выпячивает бедро.
— Как тебе такой кусочек, бабушка?
— Иисус, Мария и Иосиф! Такого кусищи я не видала со времени концерта Дениэла О’Доннела в Дангло, — хвалит Старая Мэри.
Под смех девочек она зажигает пятую свечу. Иногда она воображает себя клоуном, Старая Мэри-то. Но прежде всего она, конечно, ведьма. Это ее подлинное призвание.
— Этого педика! — фыркает Энджи.
— Не похож он на педика, — возражает Джедди, не желающая, чтобы хоть один мужик был забракован без должных на то оснований.
— Тебе виднее, — ухмыляется Энджи.
Если Джедди чего и не знает про мужиков, то разве что мелочь какую. Джедди тужится придумать быстрый и остроумный ответ. Если она ответит минуты через полторы, это для нее быстро. Но она не успевает.
В дверь снова стучат, и все они застывают на месте.
Кое-что про матушку
Вам уже немало известно про матушку. Вот еще парочка фактов из ее жизни. У матушки легкий ирландский акцент, но он почти незаметен. Он перешел к ней от матери и сейчас практически сошел на нет. Матушка понимает по-гэльски, но говорить на этом языке почти разучилась.
Матушке под шестьдесят. Я не могу припомнить хорошенько, сколько лет тому или иному человеку. Некоторые могут назвать матушку толстой (особенно у нее за спиной). Но лично я никакой особой полноты в ней не вижу, тем более в ее-то возрасте. Одевается она всегда элегантно, «Маркс и Спаркс» [28] или что-то в этом роде. По жизни она всегда руководствовалась ценностями среднего класса и восхищалась докторами, учителями и вообще людьми, манеры и язык которых отличались элегантностью. Манеры самой матушки, когда она шествует по улице, несколько надменны, и Линда однажды сказала, что матушкина походка говорит на языке среднего класса. Мне раньше как-то не приходило в голову, что походки могут разговаривать на разных языках, но если подумать, то Линда, наверное, права.
28
Имеются в виду недорогие универмаги «Маркс и Спенсер».
Всю эту историю со Стейси Грейси и заклятием матушка не приняла близко к сердцу. Она же прирожденная ведьма, как и Старая Мэри. Для нее это раз плюнуть. По-настоящему огорчает ее лишь то, что папа попивает и если уж возьмется за рюмку, то ему трудно остановиться. Пьет и пьет и несет всякий бред. Матушка каждое утро молится Господу, чтобы тот избавил папу от греха пьянства. Ведь у папы талант к живописи и скульптуре, и он сможет уделять им больше времени, если бросит пить. Тогда они переедут в теплые края и заживут идиллической жизнью.