Шесть мессий
Шрифт:
— Ты совсем как моя бывшая супруга: «Иаков, отправляйся в постель, не то испортишь глаза, читая при таком свете».
— Сдается мне, что эти разумные советы тоже пропадали втуне.
Иаков задержался у двери в фойе и взял ее за руку.
— Я их всегда выслушивал. Но пережил жену и вот уже шесть лет обхожусь без них.
— Не ходи, — тихо произнесла она.
— Но ведь это то, зачем я сюда прибыл. Не могу же я, после всех этих усилий, повернуть назад с порога.
— Тогда пойдем вместе.
— Эйлин,
— Уверена, преподобный возражать не станет.
— А я так не думаю.
Заглянув ему в глаза, она увидела в них лишь сияющую радость и решимость, без малейших признаков страха. А вот к ее глазам подступили слезы.
— Пожалуйста, не умирай, — прошептала она.
Он улыбнулся, нежно поцеловал ей руку, повернулся и через вращающиеся двери вышел на улицу.
«Ну прямо ковбой», — подумала Эйлин, глядя, как он, выпрямившись, шагает к Дому надежды.
Она вытерла слезы, не желая, чтобы собиравшиеся в фойе актеры застали ее в таком состоянии. До назначенной репетиции оставались считанные минуты.
Мужчина в другом конце фойе поднялся и двинулся ей навстречу, снимая на ходу шляпу. В своей желтой кожаной куртке с бахромой, сапогах, потертых штанах для верховой езды он показался ей артистом из мелодрамы про жизнь на Диком Западе. Хорошо, по крайней мере, что этот незнакомец не в белой рубахе, но пятеро встревоженных юнцов в белом тут же потащились за ним.
— Мэм, можно на пару слов?
Высокий мужчина. И сказать симпатичный — значит ничего не сказать. Голос гулкий, звучный, как низкая нота виолончели. Эйлин мгновенно пересмотрела свое первое впечатление: она просто проводит слишком много времени в компании артистов. А этот человек, судя по движениям и манере держаться, настоящий ковбой.
Она достала сигарету, что было ее любимым отвлекающим приемом. Незнакомец чиркнул спичкой о ноготь большого пальца и поднес ей огонек.
— О чем разговор?
— Как насчет того, чтобы выйти отсюда на минутку? — Он выразительно повел плечами в направлении людей в белых рубахах.
— Охотно.
Мужчина придержал дверь, дав ей выйти, а затем повернулся к порывавшимся последовать за ними белорубашечникам:
— Оставайтесь здесь.
— Но мы должны проводить вас до вашего номера…
— Вот доллар, — не дослушал он, протягивая монету. — Ступайте, купите себе леденцов.
— Но, сэр…
— Кларенс, я тебя по-хорошему предупреждаю, что, если ты не перестанешь за мной таскаться, я так взгрею твою задницу, что мало не покажется.
С этими словами Фрэнк захлопнул дверь у них перед носом, нахлобучил шляпу и зашагал рядом с Эйлин по тротуару.
— Тебя ведь Эйлин зовут?
— Да.
— А меня Фрэнк.
— Фрэнк, мне почему-то кажется, что ты не собираешься просить у меня автограф.
— Это точно. А могу я узнать, долго ты еще собираешься здесь пробыть?
— Представления запланированы на неделю, а что?
— Да то, что мы тут сидим на пороховой бочке, и она, того и гляди, бабахнет.
Проходившие по улице люди в белом оглядывались на них: двое высоких, привлекательных, державшихся не как все чужаков невольно привлекали внимание.
— Улыбайся им, — шепнул Фрэнк.
— Хотелось бы знать, какого черта они так радуются, — пробормотала она, не забывая вежливо кивать прохожим, вымучивая улыбку. — Нас тут держали под замком с самого прибытия. Правда, когда имеешь дело с актерами, это, может быть, не так уж плохо. Имеешь какое-нибудь представление, что за чертовщина здесь творится?
— Начать с того, что они крадут винтовки у армии.
— Винтовки? Для этих людей?
— Можно сказать, что все они уже стоят на краю могилы, которую сами себе вырыли.
Плотная, средних лет чернокожая женщина подошла и встала у них на пути, подняв лист бумаги с отпечатанными на нем правилами поведения.
— Прошу прощения, друзья, — произнесла она, — но правила запрещают гостям разгуливать по Новому городу без сопровождения.
— Спасибо, мэм. Мы получили дозволение от самого преподобного, — промолвил Фрэнк, улыбаясь ей в ответ.
— Мы только что говорили с ним, — добавила Эйлин с идиотской ухмылкой. — Он посылает с нами свою любовь.
Женщина остановилась перед ними в растерянности. Они обошли ее и продолжили разговор.
— Эй, все равно не курите! — крикнула женщина им вслед.
Эйлин помахала ей рукой и щелчком отбросила сигарету.
— Считаю своим долгом сообщить, — заявил Фрэнк, — что если кое у кого возникнет желание убраться из этой дыры до того, как армия США явится сюда за своей собственностью и здесь, прошу прощения за грубость, дерьмо по воздуху летать будет, то я буду счастлив оказать всяческое содействие.
Эйлин остановилась и присмотрелась к нему. Что сказать — искренне и прямо.
— Это весьма великодушное предложение, Фрэнк.
— Приятно слышать.
— Но боюсь, я не могу уехать отсюда прямо сейчас. Без Иакова.
— Того старика?
— Не так уж он и стар.
— Но он ведь тебе не муж?
— Нет.
— Хорошо, — сказал он с первой настоящей улыбкой, увиденной ею с того момента, как они покинули гостиницу. — Тогда мы заберем с собой и Иакова.
— Боюсь, это может оказаться не так просто, — вздохнула Эйлин.
Фрэнк поднял на нее глаза.
— Не для меня, это уж точно.
Она снова искоса присмотрелась к нему: мужчина, нельзя не признать, симпатичный и не кажется совсем уж безнадежным.