Шесть серых гусей
Шрифт:
— Я часто принимаю английских студентов, которые, путешествуя по Европе, приходят ко мне, чтобы узнать, не сохранились ли у меня какие-нибудь документы. Мне приходится их разочаровывать, отвечая, что никаких документов у меня нет, хотя Шелли действительно был здесь, и в той комнате, которую я собираюсь показать вам, тоже… Там есть занятные предметы, относящиеся к той эпохе. — Он почти шептал.
— Но тогда… Что вы хотите мне показать? — спросил Пол.
— Дело в том, что я нашел… нашел-таки один документ, — сказал Креспи доверительным тоном. — Случайно. Он завалился за ящик секретера да так там и остался.
Пол вдруг подумал, что это поможет ему в его расследовании.
— На самом деле это могло бы заинтересовать моего друга Ларри, — сказал Пол. — Именно он хорошо знает творчество Шелли. Вам об этом известно?
На этот раз удивился Креспи.
— Друг мой, я надеюсь, что когда-нибудь мне представится возможность показать это письмо и ему, — сказал он.
Пол задумчиво кивнул и пошел следом за престарелым господином, который с подсвечником в руке вошел в будуар, где стоял тяжелый запах затхлости. Креспи поставил подсвечник на круглый столик и направился к маленькому секретеру с откидной крышкой, стоявшему в простенке между окнами.
— Это была любимая комната моей супруги, — объяснил он, склоняясь над секретером. — Я никогда не вхожу сюда, это место пробуждает слишком много воспоминаний…
— Не хочу показаться нескромным… В каком году умерла ваша супруга? — Пол почувствовал, что обязан спросить об этом.
— В тридцать седьмом, после lunga malattia 91 , как говорят в Неаполе, да и в других местах тоже. В конце жизни она не могла даже ходить, — она, которая почти всегда сопровождала меня в экскурсиях в самые труднодоступные долины Абруцких Апеннин. Она проводила здесь целые дни, вышивая и сплетничая. Но что это, я никак не могу его открыть.
91
Продолжительной болезни (ит.).
Длинные тонкие пальцы дона Этторе нервно ощупывали замок одного из ящичков, словно пытаясь найти какую-то тайную пружинку.
— Кажется, я взял не тот ключ, — нетерпеливо произнес дон Этторе. — Передайте мне другой, тот, что лежит на комоде рядом с портшезом.
Пламя свечи едва освещало темный угол комнаты.
— Портшез не безделушка! — ответил Пол. — Но я его не вижу.
Креспи удивленно обернулся, схватил подсвечник и подошел к Полу.
— Ах вот оно что! — воскликнул он. — Джанни все еще верит, что мы богаты, как и прежде; наверное, он отослал его к Тротти, чтобы тот покрыл его лаком. Таким способом я даю заработать некоторым мелким ремесленникам. То, что дом вот-вот развалится, еще не повод забросить хозяйство. Но все же… Джанни! — позвал он недовольно.
— Тише, вы разбудите синьору, — встревожился Пол.
— Господи, совсем забыл. Ничего, когда мы спустимся, то спросим у Джанни, почему он позволяет себе излишества, когда в доме нет самого необходимого. Вот этот проклятый ключ. Смотрите, — сказал он, открывая секретер. — Может статься, не следует будить подобные воспоминания.
Он протянул Полу листок бумаги, и тот прочел следующее.
«Мой Шилло.
После смерти Клары я пребываю в таком отчаянии, словно прошлое легло между нами, превращаясь в пропасть или океан, которые с каждым днем становятся все шире и шире… Я считаю, что эта тварь ведет себя с тобой слишком вольно, и мне иногда кажется, что она презирает меня. Прости мне сцены, которые я устраивала тебе в эти дни, но иногда я начинаю горячиться, а она даже не пытается успокоить меня: после поездки на Везувий она все время лежит в постели, без сомнения, только для того, чтобы не разговаривать со мной. Какой враждебной показалась мне эта гора, и каким тяжелым было наше путешествие! Оттуда не могло прийти ничего хорошего.
А где ты сейчас, сейчас, когда ты так мне необходим? Уехал любоваться холмами и упиваться тем, что принимаешь за отчаяние? Или бежишь от того, что называешь моей истерией… И никого, никого, кто мог бы мне помочь… Я напрасно ищу Элизу.
Твоя бедная М.».
Пол поморщился и вернул письмо дону Этторе.
— Надо же, в этом семействе все было совсем не так гладко! — сказал он.
— А кто такая эта «тварь»? — спросил Креспи, кладя письмо на место.
— Мой друг Ларри рассказал бы вам все в подробностях, но он так часто говорил об этом, что я тоже знаю ответ. Речь шла о Клер Клермон, свояченице поэта. Она была любовницей Байрона, а потом влюбилась в мужа своей сестры. Само собой, отношения между женщинами были натянутыми, и, если вам интересно мое мнение, эти стены не раз были свидетелями сцен и упреков.
— И не только в девятнадцатом веке, — вздохнул Креспи и, помолчав немного, сказал: — Ваш друг, разумеется, особенно если он специалист по этой эпохе, может в любой момент ознакомиться с этим письмом.
Пол был тронут таким предложением.
— Позвольте в связи с этим еще один вопрос: Амброджио Сальваро знал о существовании этого… послания?
— Конечно, потому что я показывал записку его дочери, но он никогда ей не интересовался. Знаете, здесь столько гораздо более ценных вещей, к которым он не прикасался… Он боялся меня и надеялся, что с помощью моих связей ему удастся добиться оправдания после окончания войны.
— Просто ему не представилось возможности… Быть может, он узнал, что лейтенант Хьюит интересуется этим поэтом. Не мог ли он попытаться продать этот документ?
— Ему пришлось бы сначала его украсть, мне кажется!
— Правда, — согласился Пол. — Но, возможно, он попытался заговорить об этом с Ларри, который был сама честность. Но я хочу проверить все гипотезы. У Сальваро был ключ от вашей квартиры?
Креспи колебался.
— Ключ был не у него, а у малышки. В последние годы, видя все, что творилось наверху, я предложил ей приходить ко мне, когда она захочет.
Закрыв секретер, Креспи снова подошел к опустевшему углу.
— Это все-таки очень странно, — пробормотал он, переступая порог комнаты.
Пол последовал за ним и, проходя по коридору мимо открытой двери в большую гостиную, взглянул на софу, чтобы тайком полюбоваться профилем спящей Сабины, но тут же воскликнул:
— Синьор Креспи, ее здесь нет!
Они поспешили в гостиную. Подушки примяты — на них только что явно лежала женщина.
— Сабина, — позвал Пол. — Сабина!
Никто не ответил. Пол повернулся к Креспи:
— Это ж надо, дон Этторе, сколько народу пропадает в вашем доме! — сказал он кисло.
— Насколько мне известно, ваш пропавший друг никогда здесь не бывал, — ответил старик.
— Хотелось бы верить в это, — прошептал Пол.
Креспи пошел на кухню.
— Джанни, черт возьми, где вы?
Старый дворецкий появился перед ним с тряпкой в руке.
— Джанни, где signora francese?
Тот удивленно замер.
— Наверху, ваше сиятельство! Она проснулась, не увидела вас и подумала, что вы поднялись на третий этаж. Я проводил ее туда, потому что вы не велели оставлять ее одну.