Шестая жена короля Генриха VIII
Шрифт:
Король вздрогнул и подумал:
«Для чего она спешит к собственной гибели? Признанием своей вины она лишит меня возможности оправдать ее!»
Однако он громким голосом сказал:
– Говорите!
– Прежде всего я должна признаться вам, что обманула вас сегодня, – прошептала Екатерина потупившись. – Тщеславие и греховное высокомерие побудили меня на то. Но я раскаиваюсь и всей душой клянусь вам, клянусь всем, что мне свято, это – в первый и единственный раз. Я никогда больше не осмелюсь обманывать вас, так как стоять пред вами с нечистой совестью и сознанием своей вины – это пытка!
– В чем же ты нас обманула, Кэт? – спросил король дрожащим голосом.
Екатерина вынула из своего платья небольшой бумажный сверток и со смиренным
– Посмотрите сами, мой супруг!
Король поспешно развернул сверток и, пораженный, смотрел то на него, то на смущенное лицо своей супруги.
– Как? Вы даете мне шахматную пешку? Что это значит? – спросил он.
– Это значит, – произнесла Екатерина, совершенно уничтоженная, – что я украла ее и тем выиграла партию. Ах, простите мне, но я не могла дольше выносить, что я всегда проигрываю, и боялась, что вы лишите меня счастья и впредь играть с вами, так как обнаружилось, что я – слабый игрок и ничтожный противник. Эта пешка грозила мне проигрышем, так как стояла рядом с моей королевой. Вы только что хотели сделать ход этой пешкой и тем погубить меня, как вошел Гардинер. Вы отвлекли свое внимание от игры, взглянули на архиепископа, заговорили с ним, а я схватила пешку и опустила ее в карман. Искушение было слишком велико, и я поддалась. Когда вы снова вернулись к игре, вы были вначале как будто удивлены, но ваш великодушный, благородный ум был далек от подозрения; вы продолжили игру, ничего не подозревая, и проиграли партию. О, ваше величество, простите ли вы меня и не будете гневаться?
Король громко рассмеялся и ласково взглянул на Екатерину, стоявшую пред ним краснея и смущаясь. Ее смущенный вид смешил его все более и более.
– И в этом все твое преступление, Кэт? – спросил он наконец, утирая слезы смеха. – Ты утаила от меня пешку и это – твой первый и единственный обман?
– Неужели это – недостаточно великий проступок? Ведь я похитила пешку из высокомерия, из желания обыграть вас. Теперь весь двор знает о моем счастье, о моей победе, между тем как я этого не заслужила, так гнусно обманув вас!
– Поистине счастливы те мужья, – произнес король торжественным тоном, – чьи жены обманывают не более чем в шахматах, и блаженны те жены, исповедь которых так искренна и чиста, как была твоя исповедь сегодня! Подними свой взор, моя дорогая Кэт! Твой грех прощается тебе и зачтется тебе пред Богом и королем как добродетель! – Он положил руку на голову супруги и долго молча смотрел на нее, после чего смеясь сказал: – Победителем был сегодня я, и партии я не проиграл бы?
– Нет, – печально произнесла Екатерина, – я должна была бы проиграть ее, если бы не утаила пешки.
Король снова засмеялся.
– Поверьте мне, мой супруг, – сказала Екатерина серьезным тоном, – в моем проступке виноват лишь архиепископ Гардинер. Я не хотела проигрывать в его присутствии. Меня возмущала мысль, что этот гордый, надменный пастырь будет свидетелем моего поражения. Я заранее представляла себе его холодную, презрительную улыбку, которой он наградит меня как побежденную, и при этой мысли возмутилась вся моя гордость. А теперь я перейду ко второму проступку, в котором хочу покаяться вам. Я тяжело провинилась перед вами тем, что противоречила и восставала против ваших мудрых, благочестивых речей. О, мой супруг, я это делала также не с целью идти вам наперекор, а исключительно для того, чтобы позлить и обидеть гордого священнослужителя. Я должна сознаться вам, что ненавижу этого архиепископа; мое сердце подсказывает мне, что он – мой враг и что он старается в каждом моем слове, в каждом взгляде найти предлог, чтобы устроить мне западню и убить меня. Он – злой рок, который преследует меня и наверное погубил бы меня, если бы не ваша милостивая и великодушная рука, защищающая меня в моей жизни. Когда я вижу архиепископа, мне каждый раз хочется прильнуть к вашему сердцу, мой супруг, и молить вас о защите. Верьте мне, ваше величество, и любите меня, не то я погибну, так как злой враг подстерегает меня!
При этих словах Екатерина нежно прижалась к королю и, положив голову на его грудь, смотрела на него с выражением ласки и мольбы.
Генрих наклонился к ней и, поцеловав ее в лоб, прошептал про себя:
– Она в блаженном неведении и не подозревает, насколько она близка к истине и как верны ее подозрения! – Затем он громко спросил супругу: – Ты полагаешь, Кэт, что Гардинер ненавидит тебя?
– Я уверена в этом! – сказала она. – Везде и всюду он старается меня уколоть, и хотя он ранит меня лишь острыми булавочными уколами, но он ограничивается этим лишь из боязни того, что удары кинжала вы заметите, а уколы булавки останутся для вас неприметными. А его сегодняшний приход разве не был рассчитан на то, чтобы сделать нападение на меня? Гардинер отлично знает, да и я не старалась делать из этого тайну, что я – враг той католической религии, которая допускает, чтобы папа отлучил от церкви моего главу и супруга, что я с живейшим интересом стараюсь знакомиться с вероучением так называемых реформаторов.
– Говорят, что ты – еретичка! – серьезно заметил король.
– Это говорит Гардинер! Но я – такая же еретичка, как и вы, мой король, потому что ваша вера – моя вера. В таком случае и Кранмер, благородный архиепископ кентерберийский, – тоже еретик, так как он – мой духовный наставник и советчик. Гардинеру угодно, чтобы я была еретичкой; поэтому он старается и вас уверить в этом. Вспомните, когда он принес вам на утверждение восемь смертных приговоров, среди обвиняемых были только восемь еретиков и ни одного паписта, а между тем я хорошо знаю, что тюрьмы полны папистами, которые в своем фанатизме говорят такие же преступные речи, как и те несчастные, которых вы одним росчерком пера должны были осудить на смерть. Кто бы ни были эти осужденные, я одинаково горячо молила бы вас о помиловании, Гардинер это знал и, чтобы доказать вам, что я – еретичка, выбрал только еретиков, за которых я должна была вступиться…
– Это – правда, – сказал король задумчиво, – ни одного паписта не было между ними. Однако, Кэт, скажи мне правду: неужели ты – еретичка и противница твоего короля?
Екатерина глубоко заглянула к нему в глаза и, скрестив руки на своей прелестной груди, с нежной улыбкой прошептала:
– Я – ваша противница? Разве не вы – мой властелин, мой супруг? Разве жена создана не для того, чтобы во всем повиноваться мужу? Муж создан по образу и подобию Божию, а жена создана по образу и подобию мужа! Жена – только второе «я» мужа, и он обязан внушать ей свой разум, свою волю и оберегать ее. Ваша обязанность наставлять меня на путь истины, а моя обязанность – повиноваться. А мне, как ни одной жене в мире, легко исполнять свои обязанности, потому что Бог был милостив ко мне и дал мне в мужья короля, мудростью и ученостью которого восхищается весь мир.
– Как ты мило льстишь, Кэт! – улыбаясь сказал король. – И как очаровательно стараешься ты скрыть правду! А правда в том, что ты сама – маленькая ученая жена, которой незачем учиться у других, так как ты, наоборот, сама могла бы поучить других!
– О, если бы это было так! – воскликнула Екатерина. – Я хотела бы весь мир научить любить моего короля так, как я люблю его, и быть ему верным и покорным так, как я верна ему.
При этих словах она обвила руками шею короля и, положив голову на его грудь, смотрела на него томным взором.
Генрих поцеловал ее и крепко прижал к своему сердцу. В эту минуту он не думал о том, что Екатерине грозит опасность; он думал только о том, что любит ее и что без нее его жизнь была бы скучна и пуста.
– Ну а теперь, мой супруг, – сказала Екатерина, нежно освобождаясь из его объятий, – после моей исповеди и полученного отпущения грехов, спустимся в сад, чтобы Божье солнце освежило и согрело наши сердца. Пойдемте! Кресло стоит наготове, а мухи, мотыльки, пчелы и комары уже разучили гимн, которым они будут приветствовать вас.