Шевалье д'Арманталь
Шрифт:
– Так, значит, вы, Батильда, молились за меня?
– Всю ночь, - прошептала девушка краснея.
– А я, глупец, благодарил случай, спасший меня, тогда как я всем обязан молитвам ангела.
– Значит, нависшая над вами опасность миновала?
– живо воскликнула Батильда.
– Ночь была мрачной и печальной, - ответил д'Арманталь.
– А нынче утром меня разбудил луч солнца. Однако достаточно одной лишь тучи, чтобы этот луч исчез. Так и с грозящей мне опасностью. Она исчезла, и сейчас я преисполнен счастья, Батильда, ибо я знаю, что вы думали обо мне. Но опасность
И в самом деле, в этот момент кто-то трижды постучал в дверь.
– Кто там?
– спросил д'Арманталь, не отходя от окна, и в голосе его, несмотря на твердость, прозвучала некоторая тревога.
– Друг!
– ответили из-за двери.
– Кто это?
– в волнении прошептала Батильда.
– Благодаря вам Бог по-прежнему хранит меня. Человек, который стучит в мою дверь, - друг. Еще раз благодарю вас, Батильда!
И д'Арманталь закрыл свое окно, послав девушке не то поклон, не то воздушный поцелуй. Затем он открыл дверь аббату Бриго, который, потеряв терпение, постучал вторично.
– Э, дорогой воспитанник.
– сказал аббат, на лице которого не было видно никаких следов волнения, - да вы, я вижу, заперлись на ключ и на засов. С чего бы это? Уж не для того ли, чтобы подготовить себя к Бастилии?
– Аббат, - ответил д'Арманталь радостно, с сияющим лицом: казалось, он состязается с Бриго в невозмутимости, - не шутите так, это может принести несчастье!
– Но посмотрите-ка, - сказал Бриго, обводя глазами комнату, - разве не видно сразу, что находишься у заговорщика? На ночном столике - пистолеты, в изголовье постели - шпага, на стуле - широкополая шляпа и плащ! А, дорогой воспитанник, мне кажется, вы не в своей тарелке. Ну-ка, уберите все на место, чтобы даже я не мог догадаться, когда явлюсь к вам с отеческим визитом, что здесь происходит в мое отсутствие.
Д'Арманталь послушался, восхищаясь этим священником, который даже с ним, военным, мог поспорить в хладнокровии.
– Вот так, - сказал аббат Бриго, следя за движениями д'Арманталя.
– Не забудьте эту ленту, которая, конечно, принадлежит не вам, ибо, клянусь, такие носили в те времена, когда вы еще ходили в детской курточке. Спрячьте, спрячьте ее. Кто знает, быть может, она вам еще понадобится.
– Да зачем она мне может понадобиться?
– смеясь, спросил д'Арманталь.
– Разве только чтобы присутствовать при утреннем выходе регента?
– Да нет же, вовсе не для этого, а для того, чтобы подать знак какому-нибудь прохожему. Ну, спрячьте ее.
– Дорогой аббат, - сказал д'Арманталь, - если вы не сам дьявол, то уж во всяком случае один из его ближайших друзей.
– Да что вы, Боже избави! Я маленький человек и иду своей дорогой да гляжу вокруг, то направо, то налево, то вверх, то вниз, и все тут. Вот, например, это окно… Какого черта оно закрыто! Весенний луч, первый весенний луч скромно пытается заглянуть к вам в комнату, а вы не впускаете его, словно боитесь, что вас кто-нибудь увидит… А-а, простите, я и не знал, что когда вы открываете свое окно, то окно напротив
– Дорогой опекун, вы необычайно догадливы, - ответил д'Арманталь, - но удивительно нескромны. Настолько нескромны, что, будь вы не аббатом, а мушкетером, я вызвал бы вас на дуэль.
– На дуэль? А за что, мой дорогой? За то, что я хочу расчистить вам путь к богатству, к славе и, быть может, к любви! О, это была бы чудовищная неблагодарность с вашей стороны!
– Да нет, аббат, давайте лучше останемся друзьями, - сказал д'Арманталь, протягивая ему руку.
– Кстати, я не прочь услышать от вас какие-нибудь новости.
– О чем?
– Как о чем? Новости об улице Добрых Ребят, где, как я слышал, произошли ночью кое-какие события; об Арсенале, где, насколько мне известно, герцогиня дю Мен давала вчера вечером бал; и, наконец, о регенте, который, если верить моему сну, вернулся в Пале-Рояль очень поздно и имел при этом несколько озабоченный вид.
– Что ж, все обстоит отлично. Если что и было на улице Добрых Ребят, то к утру там все утихло. Герцогиня дю Мен полна благодарности к тем, кому важные дела не позволили посетить ее вчерашний бал, и тайного презрения к тем, кто посетил его. Наконец, регент, которому, как всегда, снилась французская корона, за ночь успел забыть, что едва не стал пленником короля Испании. Теперь все надо начинать сначала.
– Ну уж нет, аббат!
– воскликнул д'Арманталь.
– С вашего разрешения, теперь очередь за другими. Что до меня, то я предпочитаю немного отдохнуть.
– Черт побери, это никак не вяжется с той вестью, которую я вам принес.
– А что за весть вы мне принесли?
– Этой ночью решено, что нынче утром вы отправляетесь на почтовых в Бретань.
– В Бретань? А что мне там делать?
– Это вы узнаете по приезде.
– А если я не захочу поехать?
– Вы хорошенько подумаете и все-таки поедете.
– О чем же мне думать?
– О том, что было бы безумием бросить дело, которое вот-вот завершится, ради любви, которая только начинается, и прекратить борьбу за интересы принцессы королевской крови.
– Аббат!
– вскричал д'Арманталь.
– О, не надо сердиться, дорогой шевалье, - продолжал аббат Бриго.
– Давайте лучше рассуждать спокойно. Вы добровольно выразили готовность участвовать в нашем деле и обещали помочь нам довести его до конца. Неужели вы считаете благородным бросить нас сейчас, когда мы потерпели поражение? Надо, черт побери, дорогой воспитанник, быть хоть немного последовательным или вообще не впутываться в тайные заговоры.
– Именно потому, что я последователен, - возразил д'Арманталь, - я хочу теперь, как в прошлый раз, прежде чем затевать что-либо новое, ясно представлять себе, что именно я затеваю. Я вызвался быть вашей рукой, это правда. Но, прежде чем нанести удар, рука должна знать, чего хочет голова. Я рискую свободой, я рискую жизнью, я рискую, быть может, чем-то еще более дорогим для меня. Я готов всем этим рисковать, но только с открытыми, а не с закрытыми глазами. Скажите мне сначала, что я должен делать в Бретани. А потом, что ж, быть может, я и поеду.