Шевалье д'Арманталь

Дюма-отец Александр

–  Итак, значит, каково ваше мнение?

–  Мое мнение состоит в том, что игра осложняется, но что партия отнюдь не проиграна. Маршал де Вильруа не участвует в заговоре, он не знает имен заговорщиков; в письмах Филиппа Пятого, насколько я помню, никто не назван, и действительно скомпрометирован в этой истории один только принц де Селламаре. Но его дипломатическая неприкосновенность гарантирует его от всякой реальной опасности. К тому же, если наш план уже известен кардиналу Альберони, господин де Сент-Эньян должен послужить ему

заложником.

–  В том, что вы говорите, есть доля правды, - сказал, успокаиваясь, аббат Бриго.

–  А от кого вам известны эти новости?
– спросил шевалье.

–  От де Валефа. Ему все это сообщила герцогиня дю Мен, и он отправился выяснить, как обстоит дело, к самому принцу де Селламаре.

–  Ну что же, нам надо было бы повидать де Валефа.

–  Я назначил ему свидание здесь. И, так как, прежде чем прийти к вам, я зашел к маркизу де Помпадур, меня даже не удивляет, что его еще нет.

–  Рауль!
– послышался голос на лестнице.
– Рауль!

–  А, вот и он!
– вскричал д'Арманталь, подбегая к двери и открывая ее.

–  Спасибо, дорогой, - сказал барон де Валеф, - вы как раз вовремя пришли мне на помощь, потому что, клянусь честью, я уже готов был уйти, решив, что Бриго перепутал адреса и что ни один христианин не может жить в такой голубятне. Ах, мой дорогой, - продолжал он, поворачиваясь вокруг себя на каблуке и оглядывая мансарду д'Арманталя, - я должен привести к вам герцогиню дю Мен - пусть она знает, на что вы обрекаете себя ради нее.

–  Дай Бог, барон, - сказал аббат Бриго, - чтобы через несколько дней вы, шевалье и я не переселились в еще худшее жилье.

–  А, вы хотите сказать, в Бастилию? Это возможно, аббат, но тут мы по меньшей мере бессильны. И потом Бастилия - это королевская собственность, что все-таки немного облагораживает ее и делает таким жилищем, в котором дворянин может жить не роняя достоинства. Но эта квартира… Фи, аббат! Честное слово, от нее за целую милю несет клерком стряпчего.

–  Но, если бы вы знали, кого я здесь нашел, Валеф, - сказал д'Арманталь, невольно задетый презрительным отзывом барона о его жилище, - вы бы, как и я, не захотели отсюда уехать.

–  Ба! В самом деле? Кого же? Какую-нибудь мещаночку? Этакую мадам Мишлен? Осторожнее, шевалье, такие вещи позволительны только Ришелье. Мы с вами, хотя, быть может, и стоим больше, чем он, но пока что не пользуемся его успехом, и нам это как нельзя более повредило бы.

–  Как ни фривольны ваши замечания, барон, - сказал аббат Бриго, - я слушаю их с величайшим удовольствием, поскольку они доказывают мне, что наши дела вовсе не так плохи, как мы думали.

–  Напротив. Кстати, заговор полетел ко всем чертям.

–  Что вы говорите, барон!
– вскричал Бриго.

–  Я даже думал, что мне не дадут возможности сообщить вам это известие.

–  Вас чуть было не арестовали, дорогой де Валеф?
– спросил д'Арманталь.

–  Я был на волосок

от этого.

–  Как же это случилось, барон?

–  Как? А вот так. Вы знаете, аббат, что я вас покинул, чтобы пойти к принцу де Селламаре.

–  Да.

–  Так вот: я был у него, когда пришли наложить арест на его бумаги.

–  Как, захвачены бумаги принца?

–  За исключением тех, которые мы сожгли, а, к несчастью, они составляют меньшую часть.

–  Но тогда мы все пропали!
– сказал аббат.

–  О дорогой Бриго! Что это, вы уже махнули на наше дело рукой? Черт возьми, разве у нас не останется возможности устроить маленькую фронду и неужели вы думаете, что герцогиня дю Мен не стоит герцогини де Лонгвиль?

–  Но все-таки, как же это произошло, дорогой Валеф?
– спросил д'Арманталь.

–  Дорогой шевалье, вообразите самую смехотворную сцену на свете. Я бы много дал за то, чтобы вы там были. Мы бы смеялись с вами как сумасшедшие. Вот взбесился бы бедняга Дюбуа!

–  Как, - спросил Бриго, - к послу пришел сам Дюбуа?

–  Собственной персоной! Представьте себе, мы с принцем де Селламаре, сидя у огня, спокойно болтали о наших делишках, роясь в шкатулке, полной более или менее важных писем, и сжигая все те, которые, по нашему мнению, заслуживали аутодафе, как вдруг входит лакей принца и объявляет нам, что особняк оцеплен мушкетерами и что Дюбуа и Леблан спрашивают посла. Цель их визита было нетрудно разгадать. Принц, не давая себе труда выбирать бумаги, подлежащие сожжению, вываливает всю шкатулку в огонь, толкает меня в туалетную комнату и приказывает лакею ввести посетителей. В этом распоряжении не было надобности: Дюбуа к Леблан уже стояли в дверях. К счастью, ни тот ни другой меня не увидели.

–  Пока что я не вижу во всем этом ничего забавного, - заметил аббат Бриго, качая головой.

–  Как раз тут-то и начинается самое смешное, - сказал Валеф.
– Представьте себе прежде всего меня в туалетной, откуда я все видел и слышал. В дверях появился Дюбуа, а за его спиной - Леблан. Дюбуа вытянул вперед свою лисью мордочку, отыскивая взглядом принца де Селламаре, который, кутаясь в халат, стоял перед камином, чтобы заслонять собой бумаги, пока они еще не успели сгореть.

«Могу ли я осведомиться, сударь, - сказал принц со свойственной ему флегмой, - чему я обязан удовольствию видеть вас у себя?»

«О Боже мой, монсеньер, только тому, что господину де Леблану и мне пришло желание познакомиться с вашими бумагами, два образчика которых, - добавил он, показывая письма короля Филиппа Пятого, - заставили нас с нетерпением предвкушать это удовольствие».

–  Как, - сказал Бриго, - эти письма, только в десять часов утра отобранные в Версале у маршала де Вильруа, в час дня оказались уже в Париже, в руках Дюбуа?

–  Именно так, аббат. Как видите, они проделали более длинный путь, чем если бы их послали по почте.