Шевалье д'Арманталь
Шрифт:
– И что же сказал на это принц?
– спросил д'Арманталь.
– О, принц хотел было возвысить голос, хотел сослаться на международное право, но Дюбуа, которому нельзя отказать в логике, заметил ему, что тот сам в некотором роде нарушил это право, прикрывая заговор своим званием посла. Короче, так как сила была не на стороне принца, ему пришлось стерпеть то, чему он не мог помешать. К тому же Леблан, не спрашивая разрешения, уже открыл секретер и начал осматривать его содержимое, в то время как Дюбуа выдвинул ящик бюро и тоже рылся в бумагах. Вдруг
«Простите, сударь, у каждого свои прерогативы. Это письма женщин; их надлежит просматривать другу принца».
«Спасибо за доверие, - не смутившись, сказал Дюбуа и подошел к Леблану, чтобы взять у него эту пачку, - я привык к такого рода тайнам, и ваша будет сохранена».
В эту минуту его взгляд упал на камин, и среди пепла сожженных писем Дюбуа увидел одну бумагу, еще не тронутую огнем; бросившись к камину, он схватил ее как раз в тот момент, когда она готова была вспыхнуть. Это движение было таким стремительным, что посол не смог ему помешать, и бумага оказалась в руках Дюбуа, прежде чем принц разгадал его намерение.
«Черт возьми!
– сказал принц, глядя на Дюбуа, который помахивал рукой, потому что обжег пальцы.
– Я знал, что у господина регента ловкие шпионы, но я не знал, что они настолько храбры, чтобы бросаться в огонь».
«И право, принц, - сказал Дюбуа, уже развернувший бумагу, - они бывают щедро вознаграждены за свою храбрость! Посмотрите-ка…»
Принц бросил взгляд на бумагу. Я не знаю, что в ней содержалось, но принц стал бледен как смерть. Дюбуа расхохотался, а Селламаре в приступе гнева разбил очаровательную статуэтку, которая попалась ему под руку.
«Хорошо, что вы обрушились на нее, а не на меня», - холодно сказал Дюбуа, глядя на обломки, катившиеся ему под ноги, и пряча бумагу в карман.
«Всему свой черед, сударь, Небо справедливо», - ответил посол.
«А пока, - сказал Дюбуа своим обычным насмешливым тоном, - поскольку мы нашли примерно то, что хотели найти, и сегодня нам нельзя больше терять времени, мы опечатаем ваш кабинет».
«Опечатаете мой кабинет?!» - выходя из себя, вскричал посол.
«Да, с вашего разрешения, - сказал Дюбуа.
– Господин Леблан, приступайте».
Леблан вытащил из сумки приготовленные ленточки и сургуч.
Он опечатал сначала секретер и бюро, а потом направился к туалетной, где находился я.
«Господа, - вскричал принц, - я не потерплю…»
«Господа, - сказал Дюбуа, открывая дверь и вводя двух офицеров-мушкетеров, - вот посол Испании, который обвиняется в государственном преступлении. Извольте проводить посла к ожидающей его карете и отвезти, куда вам указано.
Если он будет сопротивляться, позовите восемь человек и прикажите унести его».
– И что же сделал принц?
– спросил Брито.
– То, что и вы бы сделали на его месте, как я полагаю, дорогой аббат: он последовал за двумя офицерами. И через пять минут ваш слуга оказался в опечатанной комнате.
– Бедный барон!
– воскликнул д'Арманталь.
– А как же, черт возьми, вы выбрались оттуда?
– А, в этом-то и вся прелесть моей истории. Едва принц вышел, а я оказался под сургучом - мою дверь опечатали последней, и, следовательно, Леблан закончил свое дело, - Дюбуа позвал лакея принца.
«Как вас зовут?» - спросил Дюбуа.
«Лапьер, ваша милость», - ответил лакей, весь дрожа.
«Дорогой Леблан, - сказал Дюбуа, - объясните, пожалуйста, господину Лапьеру, какому наказанию подлежит тот, кто повинен в срывании печатей, наложенных полицией его величества».
«Отправке на галеры», - ответил Леблан своим обычным любезным тоном.
«Дорогой господин Лапьер, - продолжал Дюбуа медовым голосом, - вы слышите: если вам угодно побыть несколько лет гребцом на судах его величества короля Франции, вам стоит только тронуть пальцем одну из этих ленточек или сургучных печатей, и ваше дело будет сделано. Если же, напротив, вам приятно получить сотню луидоров, берегите как зеницу ока печати, которые мы наложили, и через три дня вам будут отсчитаны эти сто луидоров».
«Я предпочитаю сто луидоров», - сказал этот прохвост Лапьер.
«Ну что же, тогда подпишите этот протокол: мы назначаем вас сторожем кабинета принца».
«Я к вашим услугам, ваша милость», - ответил Лапьер и подписал бумагу.
«Теперь скажите, - спросил Дюбуа, - понимаете ли вы, какая ответственность ложится на вас?»
«Да, ваша милость».
«Прекрасно, дорогой Леблан, нам здесь больше нечего делать, - сказал Дюбуа.
– Я получил все что хотел», - добавил он, показывая на бумагу, которую вытащил из камина.
И при этих словах он вышел в сопровождении своего приспешника.
Лапьер посмотрел им вслед, потом, увидев в окно, что они садятся в экипаж, сказал мне, повернувшись в сторону туалетной:
«Скорее, скорее, господин барон, вам нужно уйти отсюда, пока мы одни».
«Ты, плут, значит, знал, что я здесь?»
«Черт возьми, разве иначе я согласился бы быть сторожем!
Я видел, как вы вошли в туалетную и подумал, что вам было бы не особенно приятно пробыть там три дня».
«И ты был прав. В награду за эту хорошую мысль ты получишь от меня сто луидоров».
«Боже мой, что вы делаете?» - вскричал Лапьер.
«Ты же видишь - пытаюсь выйти».
«Только не через дверь, господин барон, только не через дверь. Не хотите же вы, чтобы бедный отец семейства отправился на галеры. К тому же для верности они заперли комнату на ключ и унесли его с собой».
«Как же тогда мне выйти, негодяй?»
«Поднимите голову».
«Поднял».
«Посмотрите вверх».
«Смотрю».
«Направо».
«Ну?»
«Вы ничего не видите?»
«А-а, круглое оконце!»