Шифр фрейлины
Шрифт:
– Да, предложение выгодное. Значит, так и запишем?
– У меня вопрос: а если все-таки второй ключ объявится, тогда что?
– По истечении срока можно пользоваться и вторым ключом, – пожал плечами юрист. – Ничего сложного, на это и рассчитано; вдруг все-таки ключ обнаружится?
– Тоже верно.
– Еще нужно написать заявку на две именные акции.
– Зачем?
– Счет имеет двух хозяев, значит, у каждого должны быть собственные акции.
– Понятно, пусть так и будет, – согласился Лозовский. – Гонорар прежний?
– Как обычно. Для вас я
– Когда нам подойти?
– Полагаю, что часа через три все будет точно известно. Вы можете пока прогуляться по городу. Он красив! За углом открыт прекрасный бар. Я часто туда захожу во время обеда.
– Мы так и сделаем.
Сняв копии с паспортов, Лозовский и Шелестов оставили их юристу и вышли на улицу.
Глава 16
1537 год. Флоренция. Герцоциня Маргарита
Во Флоренцию Карл Пятый прибыл ранним утром, о чем жителей города известила дюжина трубачей, ехавших впереди императорской кареты на белых лошадях. Император повелел повернуть к собору Санта-Мария-дель-Фьоре, где у мощей Зиновия Флорентийского в полнейшем одиночестве молился более часа. После чего, с обновленной душой, оставив за порогом храма меланхолию, вышел на городскую площадь, где императора уже встречали тысячи горожан.
Гвардейцы, обступив Карла Пятого, сдерживали наступающую толпу, желавшую хотя бы одним глазком увидеть императора Священной Римской империи. Молодая женщина с младенцем на руках, сумевшая проскочить через расставленные алебарды, подбежала к монарху.
– Благословите сына, ваше императорское величество, – сказал она, протягивая пищавшего младенца.
Девушка была совсем юная, как мадонна с фресок Микеланджело. Чертами лица она напоминала императору его прежнюю возлюбленную Иоханну ван дер Гейнст, мать Маргариты. Та же кротость во взгляде, тот же продолговатый овал лица; даже голос у нее был столь же мелодичен. После рождения дочери Иоханна ван дер Гейнст вышла замуж за камердинера и родила ему девятерых детей. При воспоминании о бывшей возлюбленной губы Карла Пятого разошлись в мягкой улыбке:
– Как зовут младенца?
– У него пока еще нет имени… Но я бы хотела назвать его Карлом, – проговорила женщина.
– Карл… – Император неожиданно посуровел. – С древнескандинавского это значит «свободный человек». Пусть он будет не только свободным, но и счастливым. – Император благословил младенца и зашагал к карете.
Один из слуг сбросил складную лестницу, другой распахнул перед королем дверцу кареты, и Карл быстро взошел по ступеням. Через минуту под восторженные крики собравшихся карета тронулась.
Остановилась она у палаццо Питти, где проживала вдовствующая герцогиня Маргарита. Даже издали дворец выглядел величаво, а сейчас, при ближайшем рассмотрении, с фасадами, облицованными огромными мраморными блоками, он был величественен. Дворец служил резиденцией великим герцогам Медичи, представлявшим самую могущественную династию Италии.
Задержавшись
По длинной красной ковровой дорожке, выстланной загодя, Карл Пятый прошел мимо строя трубачей, чьи инструменты в знак траура были перевязаны черными лентами; мимо строя рыцарей, одетых в тяжелые доспехи; мимо огромного количества куртуазных слуг, выстроившихся в почтительном поклоне – прямо к любимой дочери Маргарите, спешащей к нему с распахнутыми для объятий руками. Сейчас, одетая в черный траурный бархат, подчеркивающий ее бледное от природы лицо, девушка выглядела особенно очаровательно. Глядя на ее совершенное лицо, достойное кисти величайших флорентийских мастеров, верилось, что печаль не для таких девушек, как она, и только слезы, неожиданно проступившие в уголках глаз, указывали на то, что дочь погружена в большую скорбь.
Острая жалость резанула отцовское сердце, и Карл Пятый едва удержался, чтобы не застонать от нахлынувшей боли. Дела империи тотчас отступили на второй план – перед ним было родное дитя с истерзанной душой, которую следовало утешить и защитить.
– Дай я тебя обниму, моя девочка, – прижал Карл Пятый к груди Маргариту.
Герцогиня, уже не справляясь с накатившими чувствами, горько зарыдала, окропив слезами императорский камзол.
– Полно, Маргарита, успокойся, – прижимая дочь к груди, сказал отец, с трудом справляясь с подступившим к горлу комом. – На нас смотрят слуги. Потерпи.
– Хорошо, я попробую.
– Ты у меня умница. – Краешком платка Карл вытер со щеки дочери выкатившуюся слезинку.
Маргарита улыбнулась.
Карл Пятый, опьяненный свежим утренним воздухом и возможностью прогуляться с дочерью по большому зеленому парку, не спешил проходить во дворец. Он зашагал во внутренний дворик, украшенный скульптурами, стоявшими по обе стороны проходов, и фонарями с разноцветными стеклами, развешанными в высоких галереях.
Свита, шедшая за императором и герцогиней, предусмотрительно остановилась у высоких чугунных ворот с гербом рода Медичи, и отец с дочерью, уже не опасаясь быть услышанными, завели прерванный разговор.
– Мне тяжело, отец.
– Я знаю, дочка. Держись!
– Я любила Алессандро.
– Мне это известно, хотя он и не был достоин твоей любви. Тебе рассказали, как он погиб?
– Умоляю тебя, отец, – простонала Маргарита, – я не хочу слышать об Алессандро ничего дурного, для меня он мужчина, которого я очень любила и который всегда был нежен со мной.
Слегка скрипнув, приоткрылись тяжелые ворота. Карл Пятый повернулся, чтобы выразить свое неудовольствие, но увидел королевского почтальона, державшего в руках пакет, на котором разглядел сургучовую печать римского папы. Послание от Святейшего король ждал уже несколько дней и слегка нервничал, понимая, что глава католической церкви может медлить с ответом намеренно.