Шифр фрейлины
Шрифт:
– Кто он таков?
– Штаб-ротмистр Кавалергардского полка Алексей Охотников.
– Хорош плут! – процедил сквозь зубы великий князь. – Такому только императорский дом позорить.
– Может, окликнуть стражу? – предложил адъютант князь Горчаков.
Кавалергард с уверенностью человека, которому приходилось бывать здесь не однажды, заторопился по тропинке прямо к Таврическому дворцу. Приостановился, спрятавшись за дерево, когда мимо проходил караул, и вынырнул из темноты, едва служивые повернули за угол.
Неожиданно одно из окон на первом этаже распахнулось, и великий князь увидел в проеме
– Боже! За что же моему брату такое наказание? – невольно выдохнул Константин Павлович.
Кавалергард легко вскочил на подоконник и спрыгнул в темноту комнаты, угодив в объятия императрицы. Оконные рамы прикрылись, спрятав любовников от любопытных взглядов.
Александр Первый верностью молодой жене не отличался. Он всегда любил женщин, до женитьбы жил весьма бурно, а в покои своей матушки, переполненные молоденькими фрейлинами, заявлялся, как султан в собственный гарем. Редкая из них не удостаивалась его внимания. Правда, это обстоятельство ни в коей мере не пошатнуло их репутацию, а может, даже упрочило ее (не каждая из женщин может похвастаться тем, что в любовниках у нее был сам император), так что впоследствии они весьма удачно повыходили замуж, понарожали детей и играли в свите императрицы весьма заметную роль в качестве статс-дам.
При дворе поговаривали, что Александр имел с дюжину внебрачных детей. Возможно, так оно и было. Император не страдал постоянством – единственной женщиной, к которой он питал нежные чувства, оставалась Мария Нарышкина, родившая ему двух дочерей и сына. Так что у императрицы было предостаточно оснований обижаться на мужа. Но отплатить ему той же монетой… Это уж, право, слишком!
Поговаривали, что первым любовником Елизаветы Алексеевны был блистательный Адам Чарторыйский, личный друг государя, говоривший о Елизавете всегда в восторженных тонах:
– Такую женщину нужно не целовать, а поклоняться ей!
Император, возможно, сам подтолкнул друга юности в объятия Елизаветы, в шутку давая ему лукавые советы не теряться, чем тот не преминул воспользоваться. Симпатия, возникшая между князем Чарторыйским и восемнадцатилетней Елизаветой со дня первой встречи, переросла в нечто большее, чем обыкновенная дружба. И когда у Елизаветы родилась дочь, то при дворе никто не сомневался в том, кто в действительности является отцом ребенка. Когда до императора Павла Первого дошли слухи, порочащие наследника, он распорядился отправить князя Чарторыйского в Италию в качестве посланника при дворе Сардинского короля.
После случившейся измены, пережив публичный позор, Александр Первый еще более отдалился от супруги и, уже не стесняясь ее присутствия, открыто флиртовал с дамами. Императрица Елизавета Алексеевна, несмотря на кротость и проникновенный ангельский голосок, не умела прощать оскорблений и теперь обзавелась новым сердечным другом.
– Мне тут фрейлина императрицы рассказала, что Елизавета ведет записи. Набралось уже три больших альбома.
Некоторое время в комнате императрицы полыхали свечи, затем они потухли – остались только те, что находились в глубине помещения у самой кровати. Несложно было догадаться, отчего их колыхание вдруг стало особенно сильным.
– Как давно она ведет свои дневники?
– С
– Что же она там пишет?
– Что очень одинока. Что государь к ней охладел. Пишет, что хочет быть обожаемой и жаждет любви.
– Вот и дождалась, – брезгливо поморщился великий князь Константин Павлович.
– Неделю назад этой же фрейлине удалось перехватить записку императрицы, отправленную своему любовнику.
– Вот как… И что же она там пишет?
– Елизавета Алексеевна называет его «моим нежным ангелом». Пишет, что он послан ей Богом за все те мучения, что она испытала в последние годы.
– Пусть выкрадет у нее эти альбомы. Скажешь, что я ей за это хорошо заплачу.
– Сделать это будет очень трудно, ваше высочество. Императрица хранит альбомы в своем будуаре, прячет в секрете в одном из потайных шкафов.
– Пусть что-нибудь придумает.
– Передам, ваше высочество. Что делать с этим кавалергардом?
– Его нужно убить!
– Прикажете вызвать его на дуэль? – с готовностью отозвался адъютант. – Можете не сомневаться, не впервой, исполню все в лучшем виде.
– Дуэль – не для таких, как этот кавалергард. Умереть на дуэли для него будет большой честью. На поединке дерутся люди благородные, а с бесчестными поступают, как с разбойниками. Сделайте вот что… Просто прирежьте его, когда он будет выходить от императрицы.
Тонкие брови адъютанта, изогнувшись, собрались на переносице:
– Ваше высочество, для такого дела я могу найти подходящего человека.
– Не хочу, чтобы тайна императрицы была известна еще кому-то. Я должен защитить честь брата и императора.
– Ваше высочество, но я дворянин, а не палач. Я не занимаюсь такими вещами.
– Может, вы мне предложите выйти с кинжалом на обидчика моего брата, я вас правильно понимаю? – посуровел великий князь.
– Хорошо, ваше высочество, – потупившись, проговорил Горчаков. – Я сделаю все что нужно.
– Вот и славно. А я потороплюсь во дворец. Выпью разогретого вина и пойду спать. Сегодня был очень скверный день. Да и погода мерзкая!
Константин Павлович ушел.
Адъютант вышел из Таврического сада и приготовился к длительному ожиданию. Для ухаря штаб-ротмистра время наверняка летело быстро. Ему следовало позавидовать. Такая женщина, как Елизавета Алексеевна, для мужчины настоящее сокровище. Умна, образованна, с невероятным чувством такта. Наверное, в этой хорошенькой женщине сосредоточены все высшие добродетели. Да еще и императрица! Стоит только удивляться слепоте Александра Первого, пренебрегающего супругой. Представься ему, Горчакову, возможность сблизиться с Елизаветой Алексеевной, так он бы…
Неожиданно рамы распахнулись, и в оконном проеме, освещенном серебряным лунным светом, Михаил увидел хорошенькое взволнованное личико императрицы. Осмотрев сад, она что-то произнесла в глубину, и тотчас появилось одухотворенное лицо штаб-ротмистра. Обняв императрицу, он впился губами в ее рот, а потом, отстранившись, запрыгнул на подоконник. Что-то сказав на прощание Елизавете Алексеевне, спустился на землю и заторопился прежней дорогой в сторону ограждения. Дважды звякнули шпоры, раздавшиеся в ночи колокольным звоном. Вопреки ожиданию, караул не появился.