Шифр Магдалины
Шрифт:
Вот снова «Наш молодой человек», подумал Данфи. Гомелес. Следующее письмо было написано уже после окончания войны. Датированное 29 мая 1945 года, оно было послано из Рима.
Дорогой Карл!
Я только что вернулся из исправительного центра в Пизе, где содержится Эзра до завершения бюрократических мероприятий, необходимых для возвращения его в Соединенные Штаты.
Как Вы, я полагаю, понимаете, Центр представляет собой весьма неприятное место — настоящий загон для американских солдат, обвиняемых в различных серьезных дисциплинарных проступках и преступлениях (убийствах, изнасилованиях, дезертирстве и наркомании). Узнав, что наш Кормчий оказался там, я был глубочайшим образом потрясен.
Но могло быть и хуже. Его «захват» осуществил майор Энглтон, который сделал все возможное, чтобы
Но что греха таить, условия, в которых он содержится, просто ужасающие, чего, собственно, и следовало ожидать. Ужасают и улики, имеющиеся против него: десятки, если не сотни выступлений по радио, в которых он нападал на евреев, банкиров и на все американское и при этом восхвалял мужество и провидческий дар дуче.
Не знаю, что и сказать. Боюсь, не исключена возможность вынесения для него смертного приговора.
В течение следующих шести месяцев Даллесом было послано полдюжины официальных сообщений. Некоторые из них были достаточно пространны, другие довольно коротки, но все вращались вокруг одной темы: как спасти Кормчего? В Америке многие склонялись чуть ли не к линчеванию поэта, и Даллес полагал, что суд может стать катастрофой. В конце концов решение нашлось: Паунда признают невменяемым, и таким образом обвинение в государственной измене будет снято. А в этом вопросе Юнг оказался самым ценным союзником. Основатель школы аналитической психологии, он был идолом для всего психиатрического сообщества. Поэтому ему не составило большого труда помочь Даллесу и «молодому Энглтону» в организации массированного сбора доказательств достаточно шаткого утверждения, что политический преступник Паунд на самом деле просто безумен.
12 октября 1946 г.
Мы все-таки победили.
Эзра направлен в государственную психиатрическую больницу в Вашингтоне. Там, в Святой Елизавете, он останется под опекой д-ра Уинфреда Оверхользера, одного из наших. Несмотря на то что пока у меня не было возможности посетить великого человека в его психиатрическом убежище, я располагаю вполне достоверной информацией, что Эзре предоставлен отдельный номер, в котором он может принимать поклонников со всех концов света.
Винни заверил меня, что он не был и ни при каких обстоятельствах не будет лишен каких-либо привилегий, ему подобающих, за исключением свободы передвижения за пределами больницы. Еду ему готовят отдельно, не иссякает и поток посетителей. Эзра даже начал жаловаться, что у него не остается времени для работы, настолько загружен его день.
Ну что ж, по крайней мере все складывается совсем не так уж плохо…
Два месяца спустя Даллес желает Юнгу самого веселого Рождества и признается в «потрясающей беседе с глазу на глаз с пациентом д-ра Оверхользера».
Теперь, когда ужасы Пизы и суда позади, создается впечатление, что к нему вернулась его прежняя почти уже утраченная живость и острота суждений. Более того, на основании услышанного в течение нескольких часов, которые я провел с ним, могу Вас заверить, что его длительное заключение было достаточно продуктивным. Возникает ощущение, что концентрация его духовного зрения увеличилась до невероятной степени.
Из своего прибежища в психиатрической лечебнице наш Кормчий предлагает нам стратегию, которая на этот раз может сработать. «Нашей маленькой группе, — сказал он мне, — необходимо принять упреждающую позицию по отношению к апокрифу».
Вот опять то странное слово, подумал Данфи, исполнению пророчеств которого не повредит участие повитухи.
Я полагаю, Вы поняли суть. Вместо пассивного наблюдения со стороны наш Nauttonier [47] предлагает нам активно вмешиваться в ход вещей и способствовать материализации тех знамений, которые упоминаются в апокрифе, содействуя реализации его пророчеств и тем самым выступая в качестве повивальных бабок грядущей эры. В связи с этим Эз считает, что мы сможем достичь своих целей еще при жизни нашего молодого человека.
47
Кормчий (фр.).
Данфи
Чтобы достичь этого,
— говорилось далее в письме, —
необходимо разработать соответствующую политическую и психологическую стратегию. В особенности же важно найти механизм защиты «Общества Магдалины» от любопытства толпы. К счастью, как мне представляется, подобный механизм уже почти создан.
Следующее письмо, датированное 19 февраля 1947 года, было в основном посвящено ответу на упомянутый вопрос.
Во время нашей встречи на прошлой неделе Эзра заметил, что секретные службы являются идеальным убежищем для братств, подобных нашему. По той простой причине, что повседневная деятельность разведок по самой их сути скрыта под покровом тайны. Это главная отличительная черта всей их работы. Таким образом, тайное общество внутри секретной службы, будет столь же заметно, как кусок стекла на дне морском. (Метафора принадлежит ему.)
Вы сами хорошо понимаете, что наше Общество может только выиграть от подобного предложения.
К сожалению, британская и французская секретные службы в настоящее время нам недоступны. Несмотря на то что члены нашего ордена работали в обеих организациях, занимая в них самые высокие посты (достаточно упомянуть Винсента Уолсингэма, в течение девяти лет являвшегося нашим Nautonnier), в данный момент мы не можем похвастаться тем же масштабом влияния в них, каким обладали когда-то. (Я виню во всем Несту Уэбстера.)
Данфи встал и потянулся. Он не знал, кто такой Уолсингэм, но Неста Уэбстер прославился как автор книг о тайных обществах.
Джек немного покрутил головой, надеясь таким образом избавиться от спазмов. Он уже довольно давно не бегал, и подобное «воздержание» начинало сказываться на его самочувствии. «Возможно, завтра я все наверстаю», — подумал он и услышал, как внутренний голос ответил ему: «Если завтра наступит». Поэтому, не тратя больше времени, он снова сел за стол и принялся за чтение.
Тем не менее за последние годы у нас появился ряд возможностей. В январе президент Трумэн подписал секретную хартию о создании новой американской секретной службы, деятельность которой будет строиться на основе работы Бюро стратегических служб. С названием Центральная разведывательная группа новое управление будет прежде всего заниматься Красной Угрозой, и все его усилия будут направлены на борьбу с опасностями, исходящими из Москвы. Полагаю, Вас не удивит тот факт, что мне была предоставлена центральная роль в создании ЦРГ до момента назначения первого директора организации.
Обладая названными полномочиями, я смог без особого труда создать нечто вроде внутреннего святилища в рамках ЦРГ, что позволит нам в дальнейшем действовать, не опасаясь излишнего любопытства посторонних и каких-то нежелательных последствий. Я имею в виду Отдел изучения проблем безопасности, подразделение аппарата контрразведки, которое в ближайшее время возглавит молодой Энглтон. С его помощью деятельность Общества будет сокрыта под океаном туманных и запутанных полунамеков и под бесчисленными слоями секретности. Она исчезнет за повседневным мельтешением разведки, и все это пресса и правительство очень скоро примут за нечто само собой разумеющееся.
Если метафора внутреннего святилища показалась Вам слишком неопределенной, вообразите тогда политический эквивалент «Dracunculus medinensus». (Предлагаю Вам обратиться к справочнику.)
Письмо выпало из рук Данфи. Откинувшись на спинку стула, он уставился на потолок и издал вздох усталости и изумления. Получается, что ЦРУ всего лишь прикрытие для чего-то значительно более важного. А «холодная война» — оправдание чего-то совсем иного. Этого самого непонятного «Общества Магдалины»…
— Оправдание?..
Данфи поднял глаза от стола. На пороге стоял Дитер.
— Что? — спросил Данфи, не сумев скрыть испуга.
— Мне показалось, я услышал, как вы спросили…