Шиллинг на свечи
Шрифт:
— Даже если это и так, все равно невероятно, чтобы вы объявились на следующий день на рассвете на пляже возле Вестовера, вскоре после восхода солнца.
— Ничего удивительного нет в том, что утром я была уже на севере Англии. Если хотите знать, я подъехала на мотоцикле. Можете справиться у меня дома. Девушка, вместе с которой мы снимаем квартиру, скажет вам, что я вернулась домой только в четверг около двух.
— Одно это вряд ли может служить доказательством ваших преступных намерений.
— Но так оно и было.
— Разумеется, на вас было мужское пальто.
— Да, хотя я не понимаю, как вы догадались. В машине было холодно, и я надела пальто брата, которое лежало там.
— Так вы вышли на пляж в пальто?
— Я же сказала, было промозгло. И я не люблю залезать в воду по утрам.
— А вы еще и в воду залезли?
— Ну конечно. Не могла же я ее утопить с берега.
— И оставили пальто на берегу?
— Нет, — саркастически отозвалась она. — Я пошла плавать в пальто.
Грант облегченно вздохнул: он уже начал бояться, что она говорит правду.
— Итак, вы переоделись в купальный костюм, вышли на пляж в накинутом на плечи пальто, и дальше? Что было дальше?
— Она отплыла уже довольно далеко от берега. Я вошла в воду, подплыла к ней и утопила.
— Каким образом?
Она сказала: «Привет, Джуди». Я ей ответила и легонько стукнула по подбородку — брат показал мне, куда надо бить, чтобы вывести человека из строя. Потом я поднырнула, взяла ее за пятки и потащила за собой, пока она не утонула.
— Складно у вас получается. И долго вы это обдумывали? А мотив вы тоже себе придумали?
— Просто я ее терпеть не могла. Ненавидела ее, если хотите знать. За ее успех, внешность, за ее самонадеянность. Она встала мне поперек горла, как кость: я не могла ее больше выносить.
— Понятно. А теперь объясните пожалуйста, почему, практически идеально совершив убийство, вы теперь спокойно приходите ко мне, чтобы самой сунуть голову в петлю?
— Потому что вы подозреваете другого человека.
— Скажите уж прямо — потому, что мы подозреваем Роберта Тисдейла. Он и есть истинная причина. А теперь, может — в качестве компенсации за потраченное на вас мое драгоценное время и в виде оправдания, — вы расскажете мне все, что вам известно о Тисдейле?
— Ничего мне о нем не известно. Кроме одного — на убийство он не способен. При любых обстоятельствах.
— Выходит, вы его хорошо знаете?
— Нет. Едва знакома.
— И вы не были, так сказать, друзьями?
— Нет, ни друзьями, ни любовниками, если вы это имели в виду. Бобби Тисдейл представления не имеет, что я существую на свете, он только однажды передал мне коктейль.
— И тем не менее вы поставили на карту свою жизнь, чтобы его вызволить? — спросил Грант более мягко.
Она предпочла не заметить этого и угрюмо ответила:
— Если я убила, почему за меня должен пострадать
— Я думаю, это зависит от того, насколько искушена в таких делах полиция. Мне кажется, вы нас явно недооцениваете, мисс Селлерс.
— Мне кажется, вы полные идиоты. Вы собираетесь арестовать невиновного. Гоняетесь за ним, как собаки. И не желаете верить, когда вам признаются в убийстве.
— Понимаете, мисс Селлерс, в деле всегда бывают некие детали, которые известны лишь полиции и не попадают в газеты. Вы же сочинили свою историю на газетной информации. Об одной такой детали вы просто не знали. О другой забыли.
— О чем это я забыла?
— О местопребывании Кристины Клей не было известно никому.
— А убийце?
— Конечно. В этом-то все и дело. А теперь извините, я очень занят.
— Вы не поверили ни одному моему слову.
— Неправда. Поверил, и даже не одному: ночь на вторник вы провели вне дома, вы, вероятно, в тот день действительно купались, а в среду, к середине дня, вы вернулись домой. Но все это еще не преступление.
Она неохотно встала и небрежным жестом вынула из сумочки помаду.
— Что ж, — подкрашивая губы, сказала она хорошо поставленным, «сценическим» голосом. — Моя попытка хоть немного прославиться провалилась, и мне не остается ничего другого, как до конца дней своих играть безмозглых блондиночек. Хорошо, что я купила обратный билет.
— Меня вам не одурачить, — сказал на прощание Грант, несколько повеселев, и распахнул перед ней двери.
— Тут вы, может, и правы, черт вас подери. Но насчет него вы глубоко ошибаетесь. Настолько глубоко, что, помяните мое слово, еще покроете себя позором до завершения этого дела. — С этими словами она с независимым видом проследовала мимо изумленного Вильямса и двух клерков и исчезла.
— Ну вот, — заметил Вильямс, — начало положено. Прямо какой-то ненормальный народ пошел, правда, сэр? Если бы мы обнародовали факт, что ищем пальто с оторванной пуговицей, то наверняка нашлись бы такие, кто сам оторвал бы пуговицу и притащил нам свое пальто. Просто так, развлечения ради. Словно нам и без того делать нечего. А дамочка не похожа на чокнутую, ведь так?
— Не похожа. Что вы о ней думаете, Вильямс?
— Из актрисуль, что играют в мюзиклах. Хочет получить паблисити ради карьеры. Молоток, а не дамочка.
— Вот и неверно. Играет в театре. Ненавидит свою профессию. Мягкосердечна до того, что готова жертвовать собой ради ближнего.
Вильямс был явно обескуражен.
— Правда, я с ней почти не разговаривал, — заметил он, словно оправдываясь.
— Конечно. Если судить по внешности, то ваше заключение абсолютно точно. Хотелось бы мне также уверенно делать свои заключения в нашем с вами деле. — Он сел и задумчиво провел руками по волосам. — Что бы вы предприняли, выбравшись из «Моряка»?