Шип и игла
Шрифт:
Она прошлась по верхним покоям. Повсюду в неудобных позах на мебели и на полу лежали пьяные мужчины и женщины, но она не смотрела на них. Ее ноги легко ступали по древним коврам. С закрытыми глазами она сосчитала шаги до комнаты Радо.
Ручка в спальню открылась легко. В комнате она услышала тяжелое дыхание более чем одного спящего. Кого он подцепил? Около кровати она раскрыла глаза и увидела две контрастирующие головы — черную и рыжую. В кровати Радо был курук с девушкой.
Где же был Радо?
Шип обнаружила пару ног, которые торчали из-под одеяла. Радо сдвинул две кушетки и спал. Она прикрыла его рот ладонью.
Он открыл глаза, проговорив что-то в ее руку.
— Ничего не говори. Встань и иди за мной.
Растерянный Радо последовал за ней в коридор.
— В чем дело? Почему ты так одета?
Она выдержала паузу, обходя пьяных в коридоре.
— Я уезжаю, — сказала она.
— Что? Ты для этого разбудила меня?
Шип не отвечала, пока не дошла до двери в свои покои. Она сделала знак следовать за ней. Позевывая и почесывая живот, в рубашке, которая вся была в пятнах меда, он последовал за ней. Шип зажгла свечу.
— Закрой дверь, Радо, — сказала она.
Радо закрыл разукрашенную дверь.
— Так ты уезжаешь? — сказал он, уперев руки в бока. — Чего же ты хочешь от меня? Денег? Я могу дать тебе, сколько ты пожелаешь. Сверна очень щедра в тайном совете.
— Мне не нужны твои деньги, Радо. Мне нужно тебе кое-что сказать.
Она поднесла руку к пламени свечи, как когда-то сделала Страж Ориат с жрицей Каптис.
— У меня будет ребенок, Радо, — сказала она.
У него дернулась левая бровь.
— Мой? Конечно, мой. — Он сел, дрожа. — А ты уверена?
Шип приложила руку к низу живота.
— Я уверена и знала это несколько недель.
— Так вот почему ты вела себя так странно. Отдала свою мужскую одежду! Почему ты мне раньше не сказала? — сказал он строго.
— Какая разница. Я не девушка на ферме, мечтавшая о неотразимом женихе. И ты желаешь меня в жены не больше, чем я тебя в мужья. Не притворяйся, что тебе есть дело до меня.
Он закрыл лицо руками:
— Я не хотел этого.
Она пожала плечами.
— Я помогу тебе, — продолжал он. — Есть целительницы, знахарки, знающие, как прекратить… Снадобья…
— Выбора нет, — сказала Шип. — Я посвященная в Храме. Моя жизнь принадлежит Богине. Я не могу размениваться.
Радо сделал большой шаг к ней:
— Тогда останься здесь, в Миести. По крайней мере, до рождения ребенка. Черт побери, я знаю сам себя, я знаю тебя, ему хватит места. Этот дом, мой титул. Мы, конечно, родители не из сказки, но вырастить ребенка можем.
Она отвернулась к окну. Через окно она видела площадь, покрытую лунным светом.
Радо мягко сжал ей руки:
— Я хочу сына. Принеси мне сына здесь. Я выплачу все золото Храму.
Она вырвалась из его рук. На ее лице был отпечаток загнанности. То, чего Радо у нее никогда не видел.
— Ты не понимаешь, — сказала Шип быстро. — Никто из нас не действует в соответствии со своей волей. Богиня предопределила наши судьбы. Ни ты, ни я ничего не можем поделать.
— О нет! Разве ты ничему не научилась? Мы убили бога. Эти боги и богини — как мы. Они как кролики в лесу. Они знают побольше, но отнюдь не всемогущи. Мы сами отдаем им власть. — Он почти кричал. — Я хочу моего ребенка. Ты не можешь лишить меня его.
Шип посмотрела на него. В их взглядах не было любви. Она скрестила руки под жилетом. Момент слабости миновал.
— Ребенок принадлежит Храму. С утренним приливом я возвращаюсь в Пазойю. Так должно быть, если мы не хотим возрождения Факта.
— О чем ты? Какое отношение Факт имеет к нашему ребенку?
— Мир прожил еще одно тысячелетие. Сегодня отмечается Тысячелетие. Для подготовки к следующему циклу необходимо совершить еще один акт. Семя Богоубийцы должно быть сохранено после его смерти.
Здесь, на грани знания и невежества, Радо понял правду. Его рука автоматически потянулась к бедру. Но его меч остался висеть на спинке кровати. Шип поместила стилет в пламя свечи.
Он побежал к двери. Он слышал, как ее босые ноги преследовали его. Он пробежал вокруг большого элегантного стола. Он увидел, что большим и указательным пальцами она погасила пламя свечи.
Наступила полная темнота. Он знал, что в темноте она прекрасно видит. Его единственным шансом, как у шпиона Ференгассо, были окна за тяжелыми шторами.
Радо мог поднять крик, но он знал, что никто не спасет его. Она перебросила стилет из одной руки в другую. Радо был беспомощен. Стальной клинок вошел в его сердце. Она почувствовала его предсмертную судорогу.
— Богоубийца, — сказал Радо и умер.
Она так же легко вынула стилет, как и вонзила. Крови не было видно. Шип оставила оружие и перетащила Радо на пол. Его глаза были открыты. Она закрыла их.
В доме Хапмарка наступила глубокая тишина. Шип накрыла Радо алым жилетом. Тот, кто найдет его утром, будет долго искать следы крови.
Она подняла стилет, обулась и вышла, тихонько затворив за собой дверь.
ГЛАВА XX
С моря Пазойя выглядела не изменившейся. Бревенчатые дома, посеревшие от многолетнего воздействия соленых ветров, сбегали по холмам, в купеческой части города стояли дома с фальшивыми мраморными колоннами. На этом фоне выделялись королевский дворец и большой купол Храма. На берег Шип добралась на ялике с лоцманом. Ее встретили без приветствий. Лоцман с задубевшим от ветра лицом в черной кепке и с постоянным прищуром помог беременной женщине сойти на берег после пяти месяцев отсутствия. Всю дорогу к Храму она прошла пешком, отвергая предлагавшуюся ей помощь. Несмотря на то что ее ноги и спина болели, она хотела в одиночку пересечь знакомые улицы.